Кан Ювэй оригинальным образом подытожил многовековое осмысление этой категории в китайской философской традиции и с помощью доступных ему сведений о науке Запада стал трактовать жэнь1
как проявление универсальной космической взаимосвязи. В своем важнейшем сочинении «Датун шу» («Книги о Великом единении»), идентифицировав жэнь1 с эфиром и-тай, он утверждал, что первосубстанция мироздания — «изначальная пневма» (юань ци), представляющая собой Великую тайну (тай сюань), образует в каждой вещи, в том числе небе и человеке, сочетание духовного, душевного, ментального, интеллектуального, сознающего, разумного, «светлоблагодатного» (шэнь1, цзин2, лин1, хунь, чжи, чжи4, мин дэ) начала с симпатической энергетикой, проявляющейся в качестве электричества, магнетизма, притяжения и «не выносящей» (бу жэнь1) чужих страданий (см. «Мэн-цзы», I А, 7, II А, 6, VII Б, 31) «гуманностью».Признавший себя учеником Кан Ювэя Тань Сытун первым в Китае посвятил жэнь1
специальную книгу — свое главное произведение «Жэнь сюэ» («Учение о гуманности» или «Гуманность и учение»), в котором, максимально развив идеи учителя, опять-таки «впервые стал рассматривать жэнь1 не как только свойство действительности, а как саму действительность»[24]. Он представил жэнь1 единой (и3) и изначальной (юань1) общемировой субстанцией — эфиром (и-тай), проявляющимся, с одной стороны, в виде атмосферного электричества (дянь), силы тяготения (си ли), химического сродства (ай ли — буквально: «силы любви»), конфуцианской «[индивидуальной] природы» (син2) и буддийского «[всеобъемлющего] океана природных стихий (bhūtatathatā)», а с другой — психики (синь ли — буквально: «силы сердца»), интеллекта (вэй синь), сознания (вэй ши — буддийских vijñānamātra, cittamātra), буддийского «сочувствия и милосердия» (цы бэй), моистской «объединяющей любви» (цзянь ай), христианской «духовности» (лин хунь) и «любви к другому человеку (ай жэнь), как к себе».Философы XX в., интерпретирующие классические китайские доктрины, истолковывают жэнь1
в изначальном конфуцианстве как сознательное следование этическим нормам (Ху Ши) или спонтанную нравственную интуицию (Лян Шумин), а в неоконфуцианстве — как принцип «моральной метафизики» (дао-дэ ды син-шан-сюэ), выражающий самосозидающее личностное начало (Фэн Юлань, Моу Цзунсань, Ду Вэймин)
§ 5
Категория «должная справедливость» (и
): бескорыстная ответственность и соответствие смыслу«И» — «должная справедливость», «долг», «чувство долга», «справедливость», «добропорядочность», «честность», «правильность», «принцип», «значение», «смысл», англ. «righteousness», «rightness», «justice», «signification», «(moral) duty», «morality», «sense of moral responsibility», «loyality», «compropriety», «selfshipfulness» фр. «jéquité», «honnête», «convenance», нем. «Gerechtigkeit», «Rechtlichkeit», «Pflicht», «Pflichttrene», «Recht», «Das Rechte», «Rechtschaffenheit», «Schicklichkeit», «das Gezieemende» — также одна из основополагающих категорий китайской философии, в особенности конфуцианства. Она заключает в себе идею «правильного (чжэн
) соответствия (и4)» содержания форме, субъективных потребностей — объективным требованиям, внутреннего чувства справедливости — внешним императивам общественного долга. В «Чжун юне» (§ 20) дана лапидарная дефиниция: «Должная справедливость (и) — это соответствие (и4)», построенная, как и многие другие, на омонимичности соответствующих иероглифов и легшая в основу ряда последующих более развернутых определений «должной справедливости». В период формирования неоконфуцианства его патриарх Чжоу Дуньи, следуя лаконичности оригинала, канонизировал эту дефиницию в инверсированной форме: «Соответствие называется должной справедливостью» («Тун ту», § 3). Оппозиционная «и» категория «ли2» («польза, выгода, корысть, барыш, преимущество, успех, острота, быстрота») в свою очередь противопоставлялась «дао» (см., например: Дун Чжуншу. «Чунь цю фань лу», цз. 4, гл. 32; Ян Сюн. «Фа янь», цз. 1), что обнаруживает особую, доходящую до взаимозаменимости близость «должной справедливости» с «Путем-дао».Этимологически «и» восходит к сочетанию знаков «я» (во
) и «баран» (ян). Последний, входя также в состав иероглифов «добро» (шань) и «красота» (мэй), несет идею общепринятого «вкуса», охватывающего главные ценностно-нормативные сферы — этическую (шань), эстетическую (мэй) и деонтологическую (и). Интерпретация деонтологической нормы представлена в семантике «и» как общественный вкус («баран»), ставший внутренним чувством («я»).