В конфуцианстве это понятие, действительно, сразу стало центральной категорией, определявшейся, с одной стороны, как спокойно-самодостаточная «любовь к людям», рождающая правильный баланс любви и ненависти («Лунь юй»
, XII, 22, IV, 2, 3, VI, 21 /22; «Мэн-цзы», IV Б, 28, VII Б, 46, VII Б, 1), а с другой — как «преодоление себя и возвращение к ритуальной благопристойности» (кэ цзи фу ли), реализующее «золотое правило» морали: «не навязывать другим того, чего не желаешь себе», «упрочивать других в том, в чем желаешь упрочиться сам, и подвигать их на то, на что желаешь подвигнуться сам» («Лунь юй», XII, 1/2, VI, 28/30).У Конфуция жэнь1
представлялось специфическим атрибутом «благородного мужа» (цзюнь цзы), не присущим «ничтожному человеку» (сяо жэнь) («Лунь юй», IV, 5, XIV, 6/7, 28/30), но уже у его ближайших последователей оно стало не только долгом правителя, но и универсальным началом человеческой личности и отношений между людьми («Чжун юн», § 20; «Мэн-цзы», III А, 4, VII Б, 16; «Ли цзи», гл. 7/9). Мэн-цзы усмотрел источник жэнь1 в полностью лишенном желания вредить другим людям, реагирующем с чувственной непосредственностью, соболезнующем и сострадающем «сердце» (синь), без которого человек перестает быть таковым, и поэтому сформулировал омонимичную максиму «Гуманность (жэнь1) — это человек (жэнь)», детализированную в дефинициях: «Обретение (дэ1) человека для Поднебесной называется гуманностью» и «Гуманность — это сердце человека» («Мэн-цзы», II А, 6, VI А, 6, VII Б, 31, 16, III А, VI А, 11). Следствием «гуманного [отношения к] людям» (жэнь минь) философ считал «любовь [к миру] вещей» (ай у), т. е. всему сущему («Мэн-цзы», VII А, 45). Он также обобщил суждения «Лунь юя» о социально-политической значимости жэнь1 как фактора «умиротворения» (пин) и упорядочения (чжи8) Поднебесной в понятии «жэнь чжэн» — «гуманное правление» («Мэн-цзы», I А, 5, I Б, 11, 12, II А, 1, III А,3, 4, IV А, 11, 14/15), ставшем впоследствии идеологическим штампом конфуцианской ортодоксии.В «Мо-цзы»
даны определения: «Гуманность — это любовь, [соединяющая отдельные] телесные сущности (ти ай)» и «Гуманность — это гуманнизирующая любовь» (гл. 40,43), — обусловленные общим моистским пониманием жэнь1 как компонента предписываемого волей Неба единения Поднебесной посредством «объединяющей (цзянь1) взаимной любви и связующей взаимной пользы-выгоды» (гл. 26, 35).В раннем даосизме жэнь1
подверглось критике как искусственное образование, не свойственное природе («небу и земле»), продукт деградации дао и дэ («Дао дэ Цзин», § 38). В «Дао дэ цзине» (§ 8) жэнь1 признано благотворной основой общения людей, а в «Чжуан-цзы» (гл. 12) распространено и на неживую природу: «Любовь к людям (ай жэнь) и принесение пользы вещам (ли у) называется гуманностью».Дун Чжуншу сделал шаг к онтологизации «гуманности», объявив ее «небесным сердцем (тянь синь
), которое любит людей», воплощением «воли Неба» (тянь чжи) в человеческом теле и результатом «преобразования» (хуа) «пневмы» (ци) крови («Чунь цю фань лу», цз. 6, гл. 17–18).В позднем даосизме, философии сюань-сюэ
и буддизме жэнь1 стало играть роль одной из важнейших добродетелей — милосердия, преодолевающего барьер между «я» и «не-я» (у во1).Неоконфуцианцы под влиянием Хань Юя расширили онтологическое содержание понятия «гуманность». Чэн Хао, Чжан Цзай, Ван Янмин и др. усматривали в ней как атрибут неба (тянь
), органическую единосущность индивида со всем мирозданием, уподобляя отсутствие жэнь1 физическому параличу («паралич» — медицинский смысл выражения «бу жэнь», буквально означающего «негуманность»). Ван Янмин утверждал, что жэнь1 «образует единое тело (ти) с камнем и черепицей» («Да сюэ вэнь» — «Вопросы к „Великому учению“»).В трактовках жэнь1
неоконфуцианскими мыслителями конца империи отразились особенности восприятия ими западной научной мысли.