История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III

В этих условиях весь проект статута прошел через Государственный совет. На заседании 28 марта 1835 г. Совет проголосовал за представление его на подпись императору. По этому поводу раздался одинокий и запоздалый голос в защиту евреев, не вызвавший отклика. Член Совета, адмирал Грейг, имевший смелость плыть против течения, представил «особое мнение» по предложенному статуту, в котором отстаивал ряд послаблений в невыносимом правовом положении евреев. Грейг сформулировал весь вопрос в двух словах: «Должны ли евреи страдать в стране или нет?»

Если да, то мы должны отказаться от системы «препятствования им в их действиях и в их религиозных обычаях» и предоставить им, по крайней мере, «равную свободу торговли с другими», ибо в этом случае «мы можем ожидать большего добра от их благодарности, чем от их ненависти».

Если, однако, сделать вывод, что евреев нельзя терпеть в России, то остается только «изгнать их всех без исключения из страны в чужие земли». Это может быть «полезнее, чем позволить этому сословию остаться в стране и удерживать его в положении, которое неизбежно будет вызывать у них постоянное недовольство и обиду». Едва ли нужно добавлять, что голос «странного» адмирала не был услышан.

Еврейскому народу также не удалось добиться того, чтобы его услышали. Ошеломленное непрерывной чередой ударов и движимое духом мученичества, русское еврейство сохраняло спокойствие в те мрачные годы. Тем не менее, когда стали просачиваться новости о готовящемся всеобщем регулировании правового статуса евреев, часть российского еврейства заволновалась. Ибо предвидеть удар мучительнее, чем принять его, и вполне естественно было попытаться остановить руку, поднявшуюся для удара. В конце 1833 г. Государственный совет получил в составе материалов по еврейскому вопросу две записки: одну от виленского кагала, подписанную шестью старейшинами, и другую от литмана Фейгина из Чернигова, известного в административных кругах. в качестве коммерсанта и государственного подрядчика.

Виленский кагал заявил, что репрессивная политика, проводимая в последние годы «Еврейским комитетом», привела большую часть еврейского народа «в крайний беспорядок» и заставила евреев «содрогаться и содрогаться при мысли о что общий еврейский статут был составлен тем же комитетом и теперь представлен в Государственный совет для пересмотра». Далее заявители говорят, что под тяжестью череды жестоких дискриминаций, затрагивающих не только их права, но и способ несения военной службы, евреи впали бы в полное отчаяние, если бы они не возлагали свои надежды на благосклонность правительства. Царь, который во время своего недавнего путешествия по западным провинциям выразил депутатам еврейских общин свое имперское удовлетворение верностью престолу, проявленной евреями во время польского восстания 1831 года. Поэтому виленский кагал умолял Государственный совет «обратить внимание на этот несчастный и оклеветанный народ» и прекратить все дальнейшие преследования.

Более решительная нота протеста звучит в меморандуме Фейгина.

Цепочкой ссылок на последние меры правительства он демонстрирует тот факт, что «еврейский народ преследуется не из-за его моральных качеств, а из-за его веры».

Евреи, столкнувшись с новым статутом, потеряли всякую надежду на лучшую долю, поскольку правительство приступило к этой мере, не спросив объяснений или оправданий этого народа, тогда как, согласно обычной правовой процедуре, даже отдельный человек может не быть осужденным, не будучи призванным оправдаться.

Упрек не подействовал. Правительство предпочло вынести свой приговор заочно, не прислушиваясь к мнению защиты и без каких-либо гарантий честной игры. В соответствии с этой позицией оно также отклонило ходатайство Виленского кагала о разрешении «направить в столицу не менее четырех депутатов в качестве представителей всего еврейского народа с целью представить правительству свои разъяснения и предложения относительно реорганизации». иудеев, после того как им представили проект статута». Окончательный приговор был вынесен весной 1835 г., а в апреле новый «Положение о евреях» получил подпись царя.

Этот «Устав ограничения прав», которому суждено было действовать многие десятилетия, представляет собой соединение русских «земельных законов» о евреях и ограничительных подзаконных актов, изданных после 1804 года.