Что касается первого вопроса, то Пиррон считает, что знать природу вещей мы не можем, о чем свидетельствуют те противоречивые мнения, которые давали до него философы, пытаясь разобраться с сущностью и природой существующего мира. Эта противоречивость суждений о мире проистекает из того, что все говорят не о том, что есть в действительности, но только о том, что им кажется. Каждая вещь есть «не более то, нежели это», даже — «не более есть, нежели не есть». Поэтому ничего нельзя утверждать — никогда нельзя сказать «это так», а лишь — «это кажется так», ибо каждому утвердительному суждению противостоит противное ему. Всякому положению можно противопоставить другое, равное ему — эта мысль и есть начало скепсиса.
А отсюда следует и ответ на второй вопрос: следует воздерживаться от каких-либо суждений об этом мире. А «воздержание от суждения, — по словам Секста Эмпирика, — есть такое состояние ума, при котором мы ничего не отрицаем и ничего не утверждаем»[351]
. Такое воздержание есть наиболее достойное философа поведение по отношению к вещам.В свою очередь, из такого поведения следует, как тень, непоколебимость и невозмутимость духа, ибо тот, кто отказался от всякого познания вещей, тот ничего не избирает, ничего не избегает, ничего не предпочитает, так ничто не благо и не зло само по себе. Кто постоянно воздерживается от суждений, тот не подвержен душевным волнениям, возникающим из ошибочных представлений. Мудрый человек живет в совершенном спокойствии и бесстрастии, равнодушный к добру и злу, без забот и суеты.
Но поскольку фактически нельзя жить в абсолютном бездействии, то мудрец будет действовать, сообразуясь с законами и обычаями, следуя вероятию, сознавая вполне, что такое поведение не основано на твердом убеждении. Стало быть, надо жить сообразно здравому смыслу — жить как все.
Итак, скептик учит тому, что для сохранения спокойствия души, следует воздерживаться от категорических суждений «да» или «нет». Всякое такое утверждение обязывает человека к чему-то, возлагает на него ответственность за сказанное. А потому следует полностью воздерживаться от каких-либо категорических суждений, в лучшем случае следует выражаться свои мысли языком поссибилизма, вероятного: «кажется», «возможно», «не знаю», «пожалуй это так», «пожалуй, это и не так», «допустимо» и т. п. Пользование такого рода языком освобождает нас от ответственности за сказанное, а стало быть, тем самым позволяет сохранять безмятежность духа.
Следует заметить, что, несмотря на внешнее сходство атараксии скептиков и эпикурейцев, всё же между ними имеется принципиальное различие с точки зрения способов ее достижения: Эпикур, как было показано выше, шел к атараксии через знание, Пиррон же, напротив, — через отказ от знания.
Идеи раннего «греческого скептицизма (пирронизма) получили свое развитие у ученика Пиррона Тимона, а затем в платоновской Академии, в частности, у Тимона, АркселМ* Карнеада, Агриппы. Но уже в I в. до н. э. академический скептицизм изжил себя. Пирронизм вновь появился на исторической сцене спустя полтора столетия в лице Энесидема и других скептиков, однако в виде достаточно завершенной системы он выступает только у
Оценивая в целом античный скептицизм, следует отметить его огромный вклад развитии античной критицистской традиции, в частности идеи о необходимости скептического, критического отношения к человеческим знаниям. Древнегреческий скептик учит вполне здравой мысли о том, что следует с недоверием относиться к имеющимся знаниям, что в душе каждого из нас постоянно должна иметь места некоторая доля сомнения во всем. Однако эту согласующуюся целиком со здравым смыслом идею древнегреческий скептик абсолютизирует, догматизирует и доводит до абсурда, превращая здравый скептицизм в свою противоположность — в обычное догматическое мышление.
3.5.4. Философия стоицизма