Итак, акценты все более переносятся с философско-антропологического к метафизическому, онтологическому пониманию Dasein и других категорий хайдеггеровской философии. В конце 40 — начале 50-х годов этот “поворот” (Kehre) становится все более отчетливым. Его суть может быть выражена словами Хайдеггера: “Бытие требует человека, чтобы осуществиться самим собою среди сущего и сохраняться в качестве бытия”30
. “Или: существо человека в том, чтобы быть хранителем, который ходит за существом бытия, обдуманно сберегая его. Только когда человек как пастух бытия ходит за истиной бытия, он может желать и ждать прихода события бытия, не опускаясь до пустой любознательности”31.Итак, в философии Хайдеггера после “поворота” на первый план выдвигается уже не антропологизированное Dasein, бытие-сознание, а бытие как таковое (Seyn). Соответственно, существенно меняется стиль и характер онтологии Хайдеггера. Философское исследование бытия как бы дробится, двигаясь по некоторым магистральным для мыслителя путям. Все они, вместе взятые, все более актуализируют мышление Хайдеггера, обращающееся к острейшим социально-философским вопросам. Парадокс и противоречие, однако, состоит в том, что хайдеггеровская философия не избавляется от причудливой стилистики сложнейшего по языку и образам философско-поэтического повествования. Охарактеризуем главные проблемные узлы философии позднего Хайдеггера.
Вопрос о технике.
“Мы ставим вопрос оСущность техники Хайдеггер определяет через слово “постав”,
который означает особый “вызов” — человек сосредотачивается на “поставлении того, что выходит из потаенности, в качестве состоящего-в-наличии. Постав становится миссией человека”. Но это влечет за собой крайнюю опасность, ибо втянутость в непрерывное “поставляющее производство” “толкает человека на риск отказа от своей свободной сущности”36.Если Хайдеггер и видит надежду на сдерживание опасностей, исходящих от современной техники, то эта надежда связана скорее не с самим техническим деланием. Мыслитель апеллирует к тому, что словом “техне” у греков обозначались не только техника, но и изящные искусства. И поэтому Хайдеггер считает спасительным обращение вовне техники, например к искусству или к философскому размышлению. Правда, Хайдеггер высказывает эту, по-видимому, утопическую надежду без всякой уверенности. “Дано ли искусству осуществить эту высшую возможность своего существа среди крайней опасности, никто не в силах знать. Но мы вправе ужаснуться. Чему? Возможности другого: того, что повсюду утвердится неистовая техническая гонка, пока однажды, пронизав собою все техническое, существо техники не укоренится на месте события истины”37
. Итак, Хайдеггер снова вспоминает о кардинальном понятии “ужас”, над которым он размышлял еще в “Бытии и времени”, в данном случае придавая ему позитивное значение в деле возможного (но возможного ли, в самом деле?) разрешения “бедственного положения” современного человечества. Ужас, надеется Хайдеггер, может повернуть мысль человека к самому бытию, к самим вещам.Проблема вещи. Проблема языка