Финляндская армия шведов не была ослаблена. «Сеголетняя противу шведов кампания, несмотря на победу, галерным флотом одержанную, — писал А. А. Безбородко гр. С. Г. Воронцову, — не принесла никакой пользы по крайней неспособности графа Пушкина, человека нерешимого, непроворного и водимого всяким, кто хочет и, особливо, кто умеет говорить, ничего не делая. Правда, что решено его сменить и с ним несколько генералов малоспособных; но кем их заменять? Особливо я боюсь, чтоб, вопреки кандидатов, к тому предложенных (графа Салтыкова, который также не Евгений и не Виллар, и барона Миллера), не предпочтен был храбрый ваш бывший за Дунаем предводитель князь Юрий Долгоруков. На флоте много есть хороших капитанов, но ни одного флагмана. Чичагов думает, что поступает по регламенту довольно... Круз был бы лучше, но для отряда, а не целого флота, ибо горяч слишком, тяжел и не проворен». Безбородко не отказывает Крузу в решительности и храбрости, но характеризует его до крайности ленивым, спесивым и заносчивым.
Таким образом и эта продолжительная кампания для обеих сторон кончилась ничем. Силы Швеции истощались, а к желаемому миру не приблизились. Тщетно король Густав искал поддержки и помощи. Переговоры с Англией и Пруссией привели лишь к незначительному займу в последней. В течение зимы король Густав, как и в предыдущем году, напрасно искал мира. Екатерина объявила Прусскому правительству, что её условия мира суть утверждение Ништадтского и Абоского миров, амнистия аньяльцам и внесение вновь в Форму Правления Швеции запрещение королю без согласия государственных чинов начинать войну.
«В эту кампанию, — писал Стедингк королю, — мы уничтожили у русских более 4 тысяч убитыми, ранеными и военнопленными; но мы видим их постоянно восполненными еще в большем числе. Это голова гидры. Наше положение не таково: самые наши победы нас ослабляют».
Но Густав даже после Свенскзунда не пал духом: «Терпение, — писал он Стедингку, — я убежден, что если мы выдержим еще кампанию, то в состоянии будем заключить выгодный мир, каков он и был бы без этой несчастной битвы».
Пред лицом Европы, в «Гамбургской Газете», Густав изобразил это сражение с большими отступлениями от истины. Принц Нассау резко возразил королю. Он писал, что с «негодованием» прочел статью и удивляется, что имя короля связано с подобным произведением. Но принц надеется, что его величество также недоволен статьей и потому не откажется опровергнуть ее. — Этого требует «ваша любовь к правде». «Я убежден, — продолжал принц, — что Ваше Величество хорошо знакомы с правилами чести и одобряете горячность, с которой я защищаю мою честь». — Далее следует по пунктам ряд опровержений статьи. — В составлении возражения принца Нассау приняла участие Императрица. Брошюра эта на французском языке была напечатана в Петербурге в 1789 г. и по внешнему виду схожа с «Примечаниями и историческими объяснениями», появившимися в опровержение объявления Густава III.
Зимнее время приостановило войну с Россией; флот уведен в гавани Швеции; с Данией заключено перемирие; аньяльский заговор рассеян; национальное настроение заметно поднялось, — короче, все изменилось настолько благоприятно для короля, что теперь он мог добровольно исполнить требования возмутившихся офицеров. Он в состоянии был предстать пред членами риксдага, не опасаясь обвинения в нарушении основных законов и не страшась того, что его вынудят на конституционную уступку, могущую превратить титул короля в этикетку без реального значения. Поэтому Густав манифестом пригласил представителей четырех сословий на риксдаг 15/26 января 1789 г. Несколько ранее он сам прибыл в Стокгольм, радушно принятый населением. Везде короля сопровождали народные восклицания, свидетельствовавшие о его популярности.
Дни перед созывом риксдага отмечены двумя личными воззваниями Густава, из которых приведем то, которым он обратился к финскому народу. Король, напомнив финнам о той связи, которая соединяет их с ним и материнской землей, и об участи, которая их ожидает в случае, если она порвется, продолжал: