Петербург возликовал. Особенно радовалась Императрица. Она благодарила принца письмом, поздравила его «со славой» и одержанной «знатной победой». Его храбрость она назвала геройской (16 авг. 1789 г.). Екатерина сравнивала сражение при Роченсальме (Свенскзунде) с Чесменской битвой. Принц Нассау имел редкое счастье одержать две победы на Черном и Балтийском море и в течение одного года взять турецкий адмиральский корабль и шведский. Ему пожалованы знаки ордена Св. Андрея Первозванного, гр. Литта был украшен Св. Георгием 3 ст., Слизов получил бригадирский чин и т. д. Всем нижним чинам, участвовавшим в деле, даны были серебряные медали с надписью «за храбрость на водах финских» (13 авг. 1789 г.). Нассау-Зинген сделался героем похода 1789 г. Ему оказали в Петербурге блестящий прием; для него в Эрмитаже играли оперу «Горе-Богатырь». Императрица помогала ему при составлении брошюры в ответ на выпад «Гамбургской газеты». Сколь ни тучен был принц Нассау-Зиген, опираясь на славу своих дел, он свободно вращался в сферах Петербурга, при условии покорности его светлости Потемкину. Кредит принца ничем не был поколеблен. Он все критиковал; честь, слава, доверенность — все принадлежало ему.
Успех, конечно, окрылил Нассау, и он вновь размечтался. Он имел свидание с главнокомандующим. У принца родилась надежда атаковать шведов на суше и взять в плен короля Густава. Но опять затруднение и неприятности. «Мне стоит более труда привести все в движение, — писал принц, — чем одержать победу над неприятелем, который, впрочем, сражался храбро».
«Его Величество король шведский убежал» по направлению к острову Аборфорсу, писала Екатерина II своему сыну 25 августа 1789 г.
Мы господствовали в шхерах, после поражения шведов при Роченсальме. «Но дела шведов не мало от того не ухудшились в общем смысле». Флот корабельный их остался неуязвим в Карлскроне. Результаты Роченсальма сгладились еще вследствие крайней неспособности графа Мусин-Пушкина. Императрица решительно требовала (20 авг. 1789 г.) «внести оружие наше в землю неприятельскую... и простереть действия наши до Гельсингфорса. Овладев местом сим, овладеем мы почти всею Финляндиею». Далее в том же рескрипте значилось: «Объявляем решительную волю нашу на распространение действий противу неприятеля». Граф Валентин Платонович представил затруднения, препятствующие к перенесению оружия за р. Кюмень. Императрица тогда спросила, полагает ли он оставить свои оборонительные войска в полном «недействии»? И тут же сейчас Императрица выразила опасение, что шведы вновь в состоянии будут укрепиться в Гегфорсе и нам придется начинать новую кампанию «паки с тех пунктов», с которых начали последнюю. — В следующем рескрипте графу было указано, что время непроизводительно расходуется на переписки с ним, тогда как «в военном ремесле» менее всего можно тратить время. «Какие пользы находите, в подобном недействии армии нашей»? Письма Императрицы свидетельствовали о её недовольстве. Но говорить графу Мусин-Пушкину значило тратить слова. «Пушкин не оказал в себе победительных способностей» (гр. Завадовский). В собственноручной записке её Императорского Величества генералу Тутолмину выражалось горячее желание «всех согласить» на дружное действие.
Граф Мусин-Пушкин в течение двух кампаний находил невозможным переступить пограничную черту. В его «Дневных записках» находим объяснение его действий. Победа при Роченсальме произошла настолько поздно, что переходить границу не представляло уже особых выгод. Тем не менее он готовился к выступлению и 20 сентября был готов перейти за Кюмень, но в это время было получено Высочайшее повеление остановить предприятие. В начале октября гр. Мусин-Пушкин уехал в Выборг, а войска разошлись на зимние квартиры.
Императрица жаловалась на «глупое, унылое и слабое поведение гр. Пушкина». «Он, каналья, простите за термин, одним словом, это чудовище».
В 1789 г. (с июля) к ходу военных операций припутывались дела дворцовые. Сперва курьеры из Финляндии являлись к гр. А. И. Мамонову. Теперь пакеты отвозились к дежурным генерал-адъютантам, и происходила задержка с ответами. Новый фаворит Зубов пока, видимо, не касался финляндских дел. Петербургские сферы интересовались более переменой фаворита, чем действованиями галерного флота. Звезда А. М. Мамонова закатилась, и гр. Мусин-Пушкин лишился главной своей опоры (Зап. Гарновского, 18 сент. 1789 г.).
Кроме того, у гр. Валентина Платоновича с Михельсоном происходили нелады. На графа роптали (1789 г.). Недоволен был и принц Нассау-Зиген: у него он отнял с галер часть войска. Потом отдал. За Михельсоном имелись прежние заслуги по усмирению пугачевщины, и они не забывались. Михельсон, считая шведскую армию в 14 т., признавал непонятным допущение её в наши пределы.
«Ему, Пушкину, впредь не командовать, понеже не умеет, — писала Императрица. — Гвардия его бранит, также и казаки, и сам Денисов». И, тем не менее, он получил за Шведскую войну: золотую шпагу, Владимира 1-ой ст. и алмазы на Андреевскую звезду.