История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Барон Армфельт, которому приказано было разузнать решительный ответ России, прервал конференцию, распростился с русским уполномоченным и сел в свою коляску. Генерал Игельстрём сделал то же самое; готовились уже снимать палатки, как вдруг барон Армфельт снова вышел из коляски и, как будто раздумывая над смыслом письма гр. Остермана, вошел в палатку, куда явился также барон Игельстрём, заметив его движения.

Императрица проявила в это время большую деятельность, отправляя по несколько рескриптов в день Игельстрёму и Салтыкову. «У короля есть другая цель — вытянуть деньги, — писала она своему уполномоченному; — мне хотят продать этот мир или за деньги, или за пожертвования... Очень остерегитесь, чтобы не попасть в обман».

Императрица (9 июня) предупредила Игельстрёма и главнокомандующего, графа И. И. Салтыкова, что границы должны остаться «на таком основании, как они в Абоском договоре положены».

Как умная и энергичная правительница, Екатерина, ведя переговоры, одновременно приготовляла свой гребной флот, и приказала И. И. Салтыкову «ни мало не отлагать военных действий».

«Напишите (вероятно это относится до графа Безбородко) трасту Салтыкову, что хотя мы все возможное делаем для мира, но без действия из оного не выйдет ничего, по причине высокомерия и коварства короля, и чтобы он (Салтыков) ехал непременно в Фридрихсгам».

Салтыков переехал из Выборга в Фридрихсгам, Чичагов продолжал держать взаперти шведские суда под Свеаборгом.

Екатерина понимала, что чем более «мы оказываем снисхождения, тем более родятся требования. Мы сказали крайние черты: примут — хорошо, не примут — не зачем продолжать пустые переговоры, в коих весь авантаж на стороне Швеции, а мы насилу свое спасли. Последние о перебежчиках рассуждения весьма доказывают злостный нрав королевский. Графу Салтыкову написать надлежит, чтобы не остановлял действий».

Подобную же твердость она проявила и в переговорах с заносчивым пруссаком. От 2 августа (22 июля) 1790 г. Густав, сообщив Стедингку о ходе мирных переговоров в Вереле, прибавляет, что ожидается война между Пруссией и Россией. На предложение прусского министра, которое он кончил словами: мир или война? Императрица ответила: «как вы пожелаете, месье». Пруссия не тронулась...

Россия же, приведя к миру свои дела с Турцией, вновь почувствовала почву под ногами... Швеции пришлось уступить, и 2 августа Армфельт сказал: «Я выиграл сражение (т. е. уговорил короля) ... наши переговоры не прерваны».

3 августа состоялось первое и единственное официальное заседание в Вереле. Мир с Швецией был подписан, а 9 — ратификован.

Сущность Верельского мирного договора сводилась к следующему: «Рубежи и границы с обеих сторон останутся на том основании, как были они до разрыва, или до начала нынешней войны». Военнопленных положено было освободить без выкупа. Швеции разрешался беспошлинный вывоз из России хлеба на 50.000 р.

Гр. C. Р. Воронцов, узнав о «желании потушить войну», выразил надежду, что Россия не заключит мира, не взяв от Швеции если «не великое герцогство Финляндское, то по крайней мере дистрикты» Нюландский, Тавастгуский и Саволакс. Этого требует «неотменно» новая столица. Мириться со шведами, не отняв указанных земель, граф считает стыдом. Отторжению Финляндии от Швеции гр. Воронцов придавал особенное значение. «За такие пункты, как Гельсингфорс и Свеаборг, — говаривал он, — я охотно отдал б тридцать таких, как Крым».

Но мир закрепил прежние границы, и гр. Воронцову пришлось утешить себя другими соображениями. «Нельзя без удовольствия представить себе, — писал он, — что шведский король требовал, чтобы ему уступила она всю землю от Кюмени до Сестрорецка, и отважился предписывать ей законы для мира с турками, а наконец принужден был сам просить мира, оставя турок и не получа ниже на вершок земли Российской». «Теперь только и говорят, что о мире, — читаем в дневнике шведа. — Литавры и оркестры отправлены в Вереле».

Обмен ратификаций был обставлен большой торжественностью. «Король, имевший ум, несколько забавный, приказал соорудить Алтарь дружбы». Его украсили щитами и инициалами короля и Императрицы. По бокам храма тянулись просторные палатки. При обмене договоров раздались залпы орудий и мушкетов. Король инкогнито замешался в толпу.

После этого шведам показывали калмыков, башкир, казаков, гусар и пехоту. Русские и шведы посещали друг друга. «Генералы и офицеры бросились нам на шею; мы ответили им также искренними изъявлениями дружбы», — пишет C. G. Апраксин. Русские и шведы были в Вереле искреннейшими друзьями. Солдаты, которые несколько недель назад жаждали пролить кровь друг друга, теперь обнимались, целовались и пили за здоровье друг друга. Наши генералы и офицеры были приглашены к королевскому столу (на ужин). «Даже солдаты туда. в большом числе пришли». «Король стоял среди толпы Российских поющих гренадер».