«Победа при Роченсальме, — пишет Ланжерон, — спасла Швецию от погибели. Недаром Густав III велел выбить медаль в память этого события для раздачи всем участникам боя. У короля родились новые смелые проекты, и он будто бы сказал: «Вот я и в С.-Петербурге; нужно нам посетить бедную Екатерину».
Стедингку король писал: «Пока нужно терпение, а его у меня нет, потому что жажду мира, но его трудно достигнуть; после поражения я сам не хочу заключить мира, и то же чувство руководит Императрицей. Однако, если прибудет английский флот и если пруссаки уже вошли в Курляндию, то, мне кажется, мир неминуем».
X. Верельский мир. Последствия войны. Суворов. Последние годы Густава III и Екатерины II.
Едва началась своеобразная боевая и литературная борьба между коронованными родственниками, как с той и другой стороны стали производиться попытки заключения мира.
В течение 1788 г. таких попыток было несколько. С открытием новых военных действий, возобновились и миролюбивые разговоры. В июле 1789 г. Армфельт напомнил королю о мире. «Вы говорите о мире! Я делаю его, когда хочу», — ответил Густав.
В сентябре эти друзья вновь заговорили о мире. Но в это время они держались того мнения, что: или королю надо добиться большего боевого успеха, или Императрице захватить Финляндию. — В октябре 1789 г. Густав искренно был расположен к миру, но Англия его не поддержала, Голландия проявила слабость, а Пруссия думала о расширении своих границ до реки Мозеля.
В ноябре 1789 г. Безбородко писал графу Воронцову, что «со шведами мы намерены непременно помириться, хотя in statu quo с соблюдением только декорума. Для этого мы весьма не хотели вносить пункта о несвободе королю начинать войну без сейма (риксдага). Сей пункт самый пустой и ненадежный».
Но в деле мира, как и при браке, требовалось согласие обеих сторон.
Военные силы враждовавших не были вполне истощены; успех окончательно не давался ни Густаву, ни Екатерине; честолюбие же и гордость обоих были необыкновенные и не допускали сделать первых шагов к примирению. — Вмешательство третьих лиц также было нежелательно ни королю, ни Императрице. Тем не менее, благодаря случайности, в дело вошло третье лицо, которое помогло развязке. Уже в ноябре 1788 г. испанский король Карл III, чрез своего представителя Гальвеса, предложил услуги по посредничеству. Но предложение оказалось лишь дипломатической учтивостью: от слов к делу Испания перейти намерения не имела. Случилось, однако, так, что Испания, угрожаемая Англией, вынуждена была искать сближения с Россией, почему испанскому кабинету пришлось волей-неволей посодействовать восстановлению мира. Его посланник в Стокгольме Корроль стал усиленно советовать Густаву, находившемуся в Борго, обратиться прямо к Екатерине с письмом о мире. Густаву наскучила война, наскучили военные труды и неудобства походной жизни. «С меня довольно военного грохота», —сказал он после одержанной победы при Свенскзунде. 8 мая 1790 г. он сообщил Гольвесу свои условия мира: 1) установление границы, 2) выдача изменников и 3) мир с Турцией. — И так как в это время западной границе изолированной России стали угрожать Англия и Пруссия, то нельзя было отстранить полупротянутую руку Густава. Императрица ответила согласием включить в трактат с Турцией упоминание о шведском короле, но отказалась выдать укрывавшихся в России аньяльцев и изменить границу в пользу Швеции.
Фантазия рисовала Густаву уже будущий мир, и он дал понять шведской академии, чтобы она попросила у него мраморную статую работы Сергеля, для постановки в зале.
Пока велась переписка в официальных правительственных сферах, генералы России и Швеции Игельстрём и Армфельт, находившиеся на театре военных действий, успели сблизиться, путем обмена писем и посылки парламентеров. В письме к Армфельту от 3(14) мая Игельстрём «à proros des bottes»[13]
много говорит о миролюбивых намерениях Императрицы, о высоких качествах Густава III и о желании русских вновь завязать прежние отношения.Армфельт относился первоначально к парламентерам Игельстрёма весьма осмотрительно и осторожно из опасения, что они могли быть шпионами. «Вам, господин барон, — писал Игельстрём, — столь достойному милостей вашего государя, благодарности отечества и уважения ваших врагов, — вам подобает начать великое дело (мира)». Г. М. Армфельт отвечал обильными уверениями, что единственное стремление короля — заключение почетного, основательного и прочного мира.