В первый момент принц Нассау признавал свою виновность и в отчаянии доносил Императрице: «Не имею сил дать отчета Вашему Величеству в подробностях уничтожения Вашей флотилии»... «Я могу быть только вреден для службы». Графу И. П. Салтыкову он сообщал: «Я имею несчастье уведомить Ваше Сиятельство, что наша флотилия разбита и почти уничтожена». Но вскоре принц точно оправился и пишет пространное объяснение, видимо, имевшее целью свалить вину на других. Он обвиняет канонерские лодки, которые якобы отступили вопреки его требованию и потому он позволяет себе назвать команду их «подлецами». Принц писал еще: «Никогда не было примера поведения более постыдного и трусости более гнусной». «Сорока канонерок со смелыми людьми было бы достаточно для обеспечения победы». Не пощадил принц такого славного воина и храбреца, каким являлся бригадир П. Б. Слизов.
Известный историк К. Ф. Ордин давно уже по достоинству ответил на все эти оскорбительные обвинения русского флота. Нассау-Зиген, сам иностранец, окружен был иностранцами (Литта, Фейер, Родригец, Ланжерон и др.), к которым приставлены были переводчики. «Легко себе вообразить распоряжения этих господ через переводчиков в пылу битвы, при свирепствующей буре, — пишет Ордин. — Нассау превозносил их мужество и храбрость и ставил их, как образец для русских. Русские в подобных образцах ни тогда, ни потом не нуждались». К. Ф. Ордин сейчас же приводит мнение иностранцев (Фейера, Цукато, графа Литта), участвовавших в сражении: все они единогласно засвидетельствовали храбрость, выдержку и доброе поведение русских и не могли довольно нахвалиться ими. Таким образом клевета принца Нассау опровергается спокойными и беспристрастными иностранцами.
Из иностранцев, окружавших принца Нассау, впоследствии приобрел себе почетную известность гр. Александр Федорович Ланжерон (1763-1831); он родился в Париже. Был в Америке, где принимал участие в войне против англичан. 7 Мая 1790 г. был принят на русскую службу полковником. Во время шведской войны, командуя дивизией учебного флота, награжден Георгием IV ст., который получил из рук самой Императрицы.
Причину ужасного поражения, как указал король Густав III, вернее искать в недостатке благоразумия и в избытке легкомыслия у принца Нассау-Зигена. Несомненно, что он главный виновник этого редкого в истории несчастья. Умный и наблюдательный С. А. Тучков писал: «Сколько мог я приметить, то со стороны наук много недоставало в нем (Нассау-Зигене) того, что требуется от великого вождя в образе нынешней войны. Храбрость его была больше храбрость гренадера, нежели генерала. Он был скор и часто недовольно осмотрителен».
В лагере Потемкина известие о поражении принца Нассау при Роченсальме (Свенскзунде) вызвало общую радость. Сторонники Потемкина, недолюбливавшие принца, поздравляли друг друга, с чем же?.. С известием, которое являлось несчастьем для России. Находившийся тут эмигрант Роже де-Дама дал русским достойный урок: он в сильных выражениях порицал бьющий в глаза недостаток патриотизма. Он сказал — «этим прихвостням» (как выражается Ланжерон): «Messieurs, vous êtes Russes; l’impératrice de Russie a perdu une bataille décisive; huit milles Russes ont été tués; s’est heureux; je vous en fais mon compliment, j’en suis aussi enchanté que vous»[12]
. К сожалению, y русских есть печальная особенность — «обрушиваться на свою родину без всякого удержу», — как это отметил француз Корберон.Одна Императрица не отвернулась от принца и старалась поддержать в нем мужество. «Я прекрасно знаю ваше усердие, — писала она, — вполне искренно разделяю ваше горе... и желаю, чтобы вы не падали духом... И Боже мой, кто же не имел больших неудач в своей жизни? Фридрих II бывал действительно велик лишь после больших неудач. Петр Первый, терпевший поражения 9 лет сряду, одержал победу под Полтавой. Будьте уверены в моей благодарности». — «Не король шведский и не его флотилия, — писала Екатерина, — нанесли поражение принцу Нассау, а сильный ветер и его храбрые моряки, считавшие себя непобедимыми... Вследствие поднявшейся бури, потерпел поражение, после которого все-таки он оказался сильнее шведов».
Россия не забудет, конечно, оказанной принцем услуги и будет гордиться его победами 1789 г., но родная наша летопись с грустью должна отметить и его заносчивое легкомыслие. А последнее, несомненно, господствовало в его характере. Прошел год. Обласканный Императрицей, принц уехал временно заграницу. Густав III горел нетерпением стать на защиту французского дворянства. Нассау стремился разделить с ним славу «фантастического подвига» и в письме его читаем следующее невероятное заявление: «Кажется мне удастся исправить несчастье моей службы против шведского короля, так как я надеюсь служить вскоре под его начальством. Он достоин стать во главе всех государей»...