История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Несколько месяцев спустя после заключения мира Морков, — во время серьезного разговора с шведским посланником в Петербурге, — сказал: «барон Г. М. Армфельт имел большое преимущество перед бароном Игельстрёмом; первый из них светский человек, остроумный и кроме того вполне осведомленный о намерениях своего короля. Последний же ни одним из этих качеств не обладал; и только благодаря случайности, ему в Вереде дано было важное поручение; он ни одного слова не произнес, которое не было бы ему подсказано».

Пруссия, Англия и Турция были поражены Верельским миром. Все сомневались в его прочности; но Екатерина знала, что у Густава не было «ни гроша», и он нуждался в субсидии, а потому временно должен унять свой воинственный пыл.

«Пугательные выдумки» Пруссии поэтому не действовали. Швеция и Россия были довольны, что мирные переговоры обошлись без посредников. Участие других держав вмешало бы в дело интересы всей Европы.

Уже на другой день после заключения мира король написал Императрице весьма характерное письмо. Он говорит, что главным мотивом мира послужило его желание вернуть прежнюю личную дружбу Императрицы. Голос крови должен быть услышан. Желательно, чтобы имена Екатерины и Густава могли быть соединены в тесный союз. Война явилась одной из тех бурь, которые приводят в гавань любящие сердца. Императрица ответила кратко, сдержанно, но ласково. Она желала, чтобы эти связи никогда не порывались, и чтобы непоколебимость Густава III относительно Екатерины имела преимущество-перед твердостью, с которой он поддерживал её врагов.

Мир был заключен. Военные действия прекратились. Густав стал мечтать о формальном союзе с Россией, «союзе Фердинанда и Изабеллы». Он хотел получить и денег, и «половину Финляндии». — Но полного доверия к Густаву III не было. Опасались, что он вздумает обратить мир в перемирие. Екатерина поэтому решила: «нам войска сухопутные не трогать дондеже он своих не выведет из Финляндии. Игельстрёма наставить, дабы объявил Г. М. Армфельту, что мы никого не выведем, дондеже не уберутся восвояси... Трактат мирный по ратификации скорее напечатать, дабы свет его видел».

Екатерина была не из тех, которых легко можно было запугать. Чем серьезнее стесняли ее обстоятельства, тем более пробуждалась её решимость. «Противу злостных затей врагов наших нет иного способа, — читаем в личной заметке, — как стараться достигнуть до заключения мира, и для этого взять всевозможные меры, дабы идти прямо в Царьград, в Стокгольм и в Варшаву и там оный сделать».

Непосредственно за миром начались разные пререкания и старые счеты между сторонами, почему в одной из собственноручных заметок Екатерины II читаем: «Игельстрём мог бы сказать Армфельту, что и так весь трактат в их пользу, а все в нарушенных статьях нам выгодное опрокинуто; чего же мы, кроме укрощения военных действий, выиграем? Спасли свое вот и все тут; а постыдной медиации бездельнику, и вероломца не хотим вот и все тут».

Екатерина предугадывала дальнейшие осложнения. «Сей мир кажется легенький и ветренный, сумнительно, чтоб или вовсе, или долго устоял. Тысячи споров произойдут».

И, действительно, Густав не мог остаться вполне довольным Верельским миром, потому что заветные его желания оставались неудовлетворенными: границы не расширены, и денежная субсидия не получена. Ни о той, ни о другой в трактате не было ни слова. — После обмена ратификаций, он, в беседе с Игельстрёмом, сразу вернулся к вопросу об урегулировании границ и передал ему карту, на которой весьма ясно обозначено было его желание получить: устье р. Кюмени, Гегфорс, остров Роченсальм (или Свенскзунд) и Нейшлот. Игельстрём не осмелился официально представить подобную карту своему правительству, но частным образом вручил ее графу А. Безбородко. В то же время король повелел Стедингку представить Потемкину, что Россия навсегда будет обеспечена дружбой Швеции, если за последней признана будет граница, установленная в 1721 г., и выдана будет субсидия в 1,5 мил. рублей. Особенно беспокоили короля его частные долги. На счет русской казны они не были приняты. Императрица, узнав об обещании своего уполномоченного, сказала: «выходит наружу, что барон Игельстрём при заключении мира много лишнего обещал».

Г. М. Армфельт с своей стороны также напоминал Игельстрёму об исправлении границы и об уплате долга и удивлялся, почему для урегулирования первой требовалась такая медленная «метафизика».

Вновь назначенный представитель Швеции при петербургском дворе, К. Стедингк, добившись частной аудиенции, также напомнил об обещанных королю субсидиях. «Да, — ответила Императрица, — как последствие союза, который будет заключен». «Я уполномочила г. Стаккельберга, — читаем в черновом наброске Императрицы, — специальная комиссия которого служит еще одним доказательством моей большой склонности закрепить узы, предложенные Вашим Величеством. — Одновременно обсудится план нашего союза и полюбовное размежевание наших обоюдных границ».