История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Но по окончании переговоров, в течение зимы 1790-1791 гг., Швеция вооружалась. Наблюдавший за этим граф Я. Е. Сиверс писал дочери: «Его (Густава III) можно купить, и я уверен, что его купят, лишь бы были деньги. Но у англичан больше гиней, чем у нас рублей. Вот это-то и плохо».

В апреле 1791 г., в виде меры предосторожности с нашей стороны, Суворова послали осмотреть шведскую границу.

«Дайте мне кончить с турками, и тогда я с шведским королем разделаюсь. Можно ли удовлетвориться его требованиями? Хочет и денег и половину Финляндии». И действительно, Швеция не прекращала своих домогательств.

Дело затягивалось вследствие того, что Екатерина желала возможно дешевле приобрести союзника, не сделав территориальной уступки, а Густав, — поставив условием союза определение границ, получение денежной помощи и возрождение Франции, — присматривался к изменявшимся обстоятельствам на Западе и предлагал Г. М. Армфельту «показывать усердие в переговорах и ловкость», которая дала бы возможность заключить, что проволочка исходит от Стаккельберга. Оставался еще страх за торговлю Швеции, которой могла повредить недоброжелательная Англия.

Густав, посылая своему уполномоченному инструкцию относительно союзного договора, между прочим, писал (2 июня — 22 мая 1791 г.): «Счастливейшим днем моей жизни будет тот день, когда я заключу тесный союз с родственницей, которую я люблю, с великой женщиной, слава и имя которой наполнят страницы истории и дойдут до самых отдаленных веков; когда я присоединю свое имя к её имени, мне кажется, что я приобрету частичку её бессмертия».

По прошествии недолгого времени, когда Густаву казалось, что цель была уже близка, он вновь писал: «После 13-летних стремлений, я буду связан договором с единственной монархиней, которая поддерживает честь коронованных особ».

К намеченной цели Густав шел всеми доступными ему путями. Его представители работали в том же направлении и в Лондоне, и в Петербурге.

8-19 августа 1791 г. гр. С. Г. Воронцов сообщил из Лондона о странном разговоре, бывшем между ним и шведским министром Нолькеном. «Зачем вы вооружились?» — спросил последний. «Затем, что вы вооружились, а коль скоро сосед вооружился, благоразумие требует сделать то же самое». «Но мы не думаем нападать на вас». «Очень верю; но обманувшись, однажды, не следует быть доверчивым» ... После этого Нолькен вновь заговорил. «Послушайте, мой любезный граф, есть настоящий способ навсегда нам сдружиться и никогда не воевать друг с другом. Вы так растянулись, и у вас так много земли, что для вас ничего не значит немножко уступить её, что будет нам совершенно кстати. Пусть ваш двор отдаст нам Фридрихсгам, Вильманстранд и Нейшлот, и Швеция никогда больше не будет воевать с вами». — «Вы очень скромны в ваших желаниях, любезный мой барон, и мне удивительно, отчего в число дружеских уступок вы не включили Кексгольма и Выборга, потому что между друзьями чем ближе, тем желательнее». — «Вижу, что вы шутите, но я говорю вам вовсе не шутя». — «А я полагаю, что теперь-то именно вы и шутите, и даю вам слово не передавать ваших слов нашему двору, потому что нам не позволяют писать шутки в наших депешах».

Императрица столь же последовательно добивалась союза с Швецией, отклоняя земельные её домогательства, сколь Густав стремился получить территориальный прирезок. «Г-н гр. Стаккельберг, — писала Екатерина (в апр. 1791 г.), — передайте от моего имени шведскому королю, что личное мужество, высказанное им особенно ярко под Выборгом, когда он прорвался чрез мой флот и вышел из залива, возвысило мое мнение о его храбрости; мое расположение к нему обратится в глубокое уважение, если его величество гением своим победит искушения, которыми враги мои стараются отклонить его от тесного союза со мной»...

В последующих письмах Императрица Екатерина, опасаясь, что враги её вновь склонят Густава к нападению на её владения, предлагала Стаккельбергу склонить короля хоть к нейтралитету.

Узнав, что он уехал в Ахен и Спа, Екатерина вздохнула свободнее, зная, что в течение лета наступления не предпримет.

Распространился слух, что Густав III собирался разрешить англичанам занять Ловизский порт. Императрица старалась отклонить его от подобного намерения, чтобы избежать в Ловизе склада контрабанды.