История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Среди наших генералов не наблюдалось особенно добрых отношений, так как у них вырывались колкие замечания друг о друге. Но все они замечательно дружно бросали камни в принца Нассау-Зигена. — Шведских офицеров генералы признавали выше наших, но солдат ставили на одну доску. Все одинаково приветствовали заключение мира, за продолжение военных действий стоял один лишь гр. Салтыков.

Подъезжая к Петербургу, Стедингк убедился, что все проходы к нему были сильно укреплены, даже в 20 верстах от него возведено было несколько весьма значительных редутов.

Около Hôtel Royal карету Стедингка остановил принц Нассау-Зиген, он был в восторге встретить представителя Швеции, предлагал ему свою услугу, приглашал к себе. Через час принц был уже в гостинице и вновь рассыпался в любезностях. Тем не менее, Стедингк открыто отказался начать серию своих визитов с принца, в виду его резкого ответа, данного в печати королю Густаву. Нассау-Зиген сослался на то, что к такому ответу его побуждала русская служба, а главное — приказание Императрицы.

Тут же Стедингк узнал, что, во время гнева Императрицы на Густава, она написала комедию на Его Величество, которую играли в провинции.

Стедингк приехал в Петербург прямо из Саволакса в качестве генерала, посланного королем приветствовать Императрицу и вручить ей письмо Густава.

Граф Остерман принял Стедингка с церемонией, сказал много прекрасного о Шведском короле, прибавив несколько лестных отзывов по адресу его представителя. Речь зашла о доверии между Россией и Швецией, о том, что безумно было бы думать о желании русских отнять что-либо от шведов, что ему, графу, безразлично, свободны ли шведы или управляемы королем, что пришла необходимость побеждать на риксдаге одну партию другой и т. п. Стедингк прибавляет, что гр. Остерман настолько мало в курсе дела, что о подписании договора в Вереле он узнал лишь на другой день, после того, как о нем была уведомлена Императрица, бывшая, кстати сказать, вне себя от радости при получении этой вести.

Аудиенция Стедингка состоялась в тронном зале. Вечером он имел честь играть с Императрицей в карты и ужинать за её столом.

Несмотря на все эти любезности, Стедингк предвидит, что при дальнейших переговорах придется одолевать большие трудности, так как Двор разделен на партии, которые сходятся, однако, в высоком мнении о себе, о своих силах и о своем величии, не позволяющих делать в чем-либо уступок. Для успеха необходимо доверие самой Императрицы и возможность коснуться струн её самолюбия и великодушия.

На второй день пребывания Стедингка в Петербурге к нему явился Игельстрём. После комплиментов об успехах Стедингка в столице, он заговорил об известии, полученном из Стокгольма, о казни полк. Хестеску. Стедингк указал, что интересы государства требовали подобной жертвы и, удовлетворяя любознательность своего собеседника, прибавил, что едва ли остальные приговоренные подвергнутся участи Хестеску. Игельстрём, отвечая, заявил, что Императрица в подобном случае ограничилась бы заключением государственных преступников. В подтверждение своих слов, он доверительно прочел выдержки из письма Государыни. Катастрофа в Стокгольме ее очень огорчила. В Петербурге предавались радости, в Стокгольме распространяли ужас зрелищем эшафота. В дни заключения мира принято миловать и смягчать сердца. «А вот сосед мой, как вернулся в Стокгольм, первым делом начал рубить головы, — писала Императрица Гримму, — Господи Боже мой, как разно понимают вещи на сем свете».

Из факта казни Императрица делала тот вывод, что мир не столь приятен Его Величеству, как предполагала, и она опасается, как бы подобная жестокость не повредила королю, что было бы совершенно противно её видам. Вернувшиеся пленные свидетельствовали о большом числе недовольных в королевстве.

Потемкин готовился к великолепному празднику в Таврическом дворце. Так как праздник задуман был в воспоминание подвигов из турецкой войны и особенно взятия Измаила, то честолюбивому временщику нежелательно было присутствие в Петербурге истинного героя Измаила, и потому, за несколько дней до праздника, Суворов получил повеление Государыни — объехать Финляндию до самой шведской границы, с целью проектировать систему пограничных укреплений. Суворов поехал с охотой, чтобы только избавиться от своего бездействия; край был ему несколько знаком, так как 17 лет назад он уже объезжал шведскую границу, и хотя теперешняя задача представлялась посложнее, «но при обычной своей энергии и трудолюбии, Суворов выполнил ее всего в 4 недели времени, даже меньше».

Во время суровой финляндской весны он разъезжал в таратайках по диким захолустьям русско-шведской границы, вынося лишения, которых «военный человек высокого положения не знает даже в военное время».