Это одна сторона дела, сторона фактическая. Но так как на Суворова, в сущности, распространялась клевета, то он был готов требовать сатисфакции. Надо полагать, что его племянник Хвостов отыскал клеветника, ибо Суворов написал одному высокопревосходительству напоминание о том «чем честь платят».
Приведение финляндской границы в оборонительное состояние было главным делом Суворова в 1791 и 1792 годах.
Он проживал в разных местах своего района, смотря по надобности: в Выборге, Кюменегорде, Роченсальме. В Кюменегорде он оставил по себе память, между прочим, заботами о православной церкви, для которой выписал из Петербурга регента обучать тамошний хор и накупил разных церковных вещей на несколько сот рублей. Тут у него образовался кружок знакомых; свободное от службы время проводили весело: Суворов часто танцевал и в письме к Хвостову хвастал, что однажды «сряду три часа контртанц прыгал». Проживая в Фридрихсгаме, он занимал верхний этаж лучшего в городе дома, г-жи Грин, вдовы врача. Она была женщина умная, ловкая, пользовалась общим уважением, хорошо говорила по-русски и умела вполне угодить своему причудливому постояльцу, который в свою очередь оказывал ей внимание, заговаривал с нею по-фински, называл ее маменькой и приходил побеседовать за чашкой чая. Просватав свою дочь и племянницу, г-жа Грин просила Суворова быть, по русскому обычаю, посаженным отцом у дочери; он не только согласился, но вызвался быть тем же у племянницы, перебрался в одну небольшую комнату, а остальное помещение уступил хозяйке для свадебного праздника.
Наконец, 10 ноября 1792 г., последовал рескрипт Екатерины, которым под начальство Суворова отдавались войска в Екатеринославской губернии, в Крыму и во вновь присоединенных землях. Вместе с тем предписывалось представить планы и сметы производящимся в Финляндии работам, для приведения всех укреплений и каналов к окончанию; требовалось также его, Суворова, мнение на случай оборонительной и наступательной войны в Финляндии, со Швецией. Суворов представил все данные для продолжения работ, изложил также замечания свои на случай войны со Швецией; замечания эти имеют ныне только историческое значение, так как русско-шведская граница отодвинулась на несколько сот верст от прежней.
Впоследствии, а именно в декабре 1795 г., он ездил в Финляндию осматривать, все ли там исполнено по его указаниям, и, как сообщала Императрица Гримму, «вернулся вполне довольный своей поездкой, так как там не осталось ни одного уголка, куда бы шведы имели проникнуть, не встретив сильного Сопротивления».
Ланжерон в своих записках очень хвалит Екатерину за сооружение сильных укреплений в тех местах, где в 1788-1790 гг. происходили сражения со шведами. Эти работы напомнили Ланжерону осмотрительность и силу воли лучшей поры царствования Екатерины. Роченсальм, по его мнению, мог служить хорошей стоянкой для флотилии.
В 1799 г. Армфельту довелось встретиться в Праге с знаменитым генералиссимусом русских войск, бессмертным героем Суворовым. Первый раз он видел его в театре, где в честь полководца читался, между прочим, особый пролог. Второй раз Армфельт видел Суворова на приглашенном обеде. Он вбежал в зал, низко поклонился на все стороны и сказал: «рекомендую себя доброте и дружбе дам»... Заметив Армфельта, бросился ему на шею и закричал: «Герой, герой, ты побил русских и очень; Суворов только бил турок, пруссаков, поляков и французов... Да, он нас крепко побил, это заслуживает уважения и почтения». Затем Армфельт был приглашен к Суворову на обед. «Он мне говорил, — пишет Армфельт, — совершенно новые вещи касательно нашего ремесла, которые я никогда не забуду. Если его тактика несовершенна, то нельзя отрицать, что он обладает взглядом и способностью пользоваться одержанным успехом или ошибкой неприятеля... Шпионы!.. Шпионами Суворов никогда не пользовался». «Святой Дух дает мне внушение; это лучший шпион». «Он странный, — продолжает Армфельт, — выражается странно, но все, что он говорит о военных делах, — отмечено великим гением и глубоким опытом… Нельзя поверить, как этот человек, покрытый лаврами и ранами, интересен! Он не дурак, он не чудак, он чрезвычайно глубок и тонок, а в особенности ловок судить о людях и обстоятельствах».
Конец царствования Екатерины был не радостен: много хлопот причинила ей французская революция, много огорчений принесла весть об убийстве Густава III, много крови было испорчено сватовством Густава IV за внучкой её Александрой Павловной.