История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Во Франции разразилась гроза революционной бури. Екатерина II не раз заявляла, что она в душе республиканка, и еще в 1778 г. стойко защищала английскую конституцию. За этот либерализм воззрений ей усиленно кадила передовая Франция. — Но жизнь постепенно охладила её пыл ко всякого рода свободам и к передовым идеям французских философов. Мрачная фигура Пугачева воплотила на её глазах народную вольность, а французская революция раскрыла банкротство философских идей. В письме к Гримму она припомнила слова прусского короля, уверявшего, что цель философов — опрокинуть все троны, что энциклопедия, по сознанию Гельвеция, имела в виду уничтожить всех государей и все религии. Она интересовалась собранием представителей в Париже (1787 г.), не предугадав последствий этого события, но вскоре она увидела, что, обезумевшие от революционного наркоза, французы «в состоянии повесить своего короля на фонарном столбе», что приверженцы конституции не могут пользоваться её расположением, потому что «они породили все бедствия настоящего и будущего». «Как можно сапожникам править делами государства», — сказала она Храповицкому в 1789 г. Французскую конституцию она назвала нелепой. Екатерина пришла, примерно, к тому же выводу, к которому в 1765 г. пришел один француз (Вилье), пообедав в обществе Дидро, Гельвеция и Д’Аламбера: «Все, что я слышал, мой друг, — сказал он жене, — убеждает меня, что у всех людей скоро ум зайдет за разум».

Революционные волны Франции стали грозить соседним государствам. — Удаленность России от Франции обеспечивала ее на некоторое время, но умный гр. Сем. Р. Воронцов предсказал, что «мы будем последними, но и мы будем жертвами этой всеобщей чумы»...

Берлинский и Венский дворы вмешались в дела Франции. Ланжерон уверяет, что и Екатерина II, вместе с Густавом III, намеревались выставить отряд войска из 24 тыс. русских и 12 тыс. шведов. Нам представляется более достоверным, что в 1791 г. между Швецией и Россией состоялся трактат, в силу которого петербургский кабинет обеспечивал Густаву III лишь денежную помощь.

Гр. Стаккельбергу Императрица писала: «зная ум и рыцарский дух короля и его заботливый характер, я полагаю, что можно было б предоставить ему восстановление французской монархии, как дело в высшей степени славное и достойное его политических и военных соображений, что я далеко не буду противиться успеху этого предприятия, но что, напротив того, была бы не прочь способствовать ему».

Но 16 марта 1792 г. Густав III был убит, и план посылки войска рушился. Не будь отвратительного убийства Густава III, писал Наполеон в своих «Mémoires de S.-t Hélène», Европа имела бы совсем другой вид; потому что из тех 30.000 русских, которые он получил бы для своего подкрепления, с целью восстановления трона во Франции, ни один барабанщик не вернулся бы назад, а пока русские войска пребывали бы во Франции, он (Наполеон) со своей армией пошел бы в Польшу и там занял бы престол, как тогда было условлено, чтобы с шведской и польской армиями напасть с двух сторон на Россию, участь которой тогда была бы весьма сомнительной. «Это было всегдашним стремлением моей души».

Недоверие и нерасположение к Густаву III в Швеции увеличивались вследствие того, что финансы не улучшались, что он стеснил свободу слова строгой цензурой, запретил крестьянам винокурение, учредил тайную полицию, воспретил упоминание обо всем, касавшемся французской революции, подобно тому, как это было сделано в Испании, Португалии и Неаполе, «стонавших под деспотическим правлением». Наконец, шведы спрашивали, какой им интерес вмешиваться в дела антиреволюционной Франции? Чтобы спасти отечество, отвечали заговорщики, надо убить короля. Густав пал жертвой мстительной дворянской оппозиции и кипучих, неясных идей свободы, нахлынувших из Франции.

Маскарад 5-16 марта 1792 г., на котором Густав III был смертельно ранен