История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Затем король приказал прочесть новую Форму Правления, выработанную Ульрихом Шеффером и состоявшую из 57 статей. Новый закон был принят без единого замечания общими возгласами. Тальманы беспрекословно его подписали. Король и представители обменялись присягами. Густав запел псалом: «О, Боже, тебе мы обещаем». Все кончилось тем, что король разрешил членам риксдага поцеловать свою руку. Арестованных освободили. Остерман советовал одному члену риксдага протестовать против новой Формы Правления, но тот признал за лучшее молчать.

Во введении к Форме Правления 1772 г. говорилось, что «мы по несчастному опыту узнали, что, злоупотребляя именем благородной свободы, многие из наших сограждан присвоили себе самовластие»… которое поддерживалось даже «чужестранной силой». А потому новым законом устанавливалось, что «государством имеет управлять корол... король, а никто другой». Он же являлся толкователем закона. Государственный Совет будет составляться по его личному выбору и иметь совещательный голос. Король давал права дворянства, замещал высшие должности, созывал риксдаг. Но он не имел права начинать наступательной войны, налагать новых налогов, издавать нового закона без ведома и согласия государственных чинов. Все это риксдаг 1772 г. нашел нужным утвердить для шведской «свободы и безопасности». Чины государства объявили, что имеют «величайшее отвращение к королевскому единодержавию (enväldet) или так называемому абсолютизму, считая за величайшее счастье, честь и выгоду быть и жить вольными, независимыми, издающими законы»... Таковы главнейшие положения принятого основного закона.

Одно из этих положений — право риксдага санкционировать войну — стоит для России постоянной армии на границе, как писал её представитель Императрице Екатерине II. Риксдаг лишился законодательной инициативы и сохранил лишь право соглашаться или не соглашаться на установление новых налогов. Право самообложения осталось, но оно, по утверждению шведского юриста Montan’a, никогда не играло столь важной роли, как, например, в Англии.

Впоследствии, в разговоре с И. А. Эрнстремом, король сказал: «Мне было 24 года, когда приняли Форму Правления: она могла быть в некоторых местах менее двусмысленна, но моя неопытность благоприятствовала некоторым предложениям».

Во всяком случае удар Густава был смелый и сильный. Всемогущество партий было сокрушено. Над всем возвысилась единая власть короля. Швеция вернулась к порядку, установленному в 1720 г. Сословное представительство меркло в тени монархической власти.

Як. М. Спренгтпортен запоздал со своей помощью. Он высадился на шведский берег лишь в начале сентября, т. е. после переворота. Король принял его особенно милостиво. «Вас, после Бога, я должен благодарить за спасение отечества», писал к нему Густав. Як. Спренгтпортену были назначены награды и даны новые почетные назначения.

Густав III действовал решительно, но путей отступления себе не отрезывал. Он дал Як. Спренгтпортену, как мы видели, предписание вывести часть войска из Финляндии, для задуманной революции 1772. Впоследствии Густав спросил Як. Спренгтпортена: «Заметили ли вы подпись мою на приказе»? «Нет», — ответил Спренгтпортен. «Я остерегся подписать так, как всегда подписывал: я изменил свой почерк; если бы мы не имели успеха, государственные чины отрубили бы нам голову, а я отказался бы от своей подписи, как вовсе не сходной с моей».

Аллегорическое изображение революции 1772 г.

Риксдаг продолжал заседать до 6 сентября, рассматривая вопросы, предложенные королем. При его закрытии, представители сословий осыпали короля лестными благодарностями.

В стране переворот был принят общим одобрением. В Финляндии же народ недоумевал, так как, по его представлению, король всегда имел ту власть, о которой говорили, что он теперь только приобрел ее.

Шведы любят эту страницу своей истории. Густав III победил почти исключительно силой своей личности, своей светлой веры в идеалы жизни. Все это действует, как эффектная сцена театральной пьесы. Король окружен войсками. Его приветствует ликующий народ. Все озарено лучами ласкового и приветливого летнего солнца. Он великодушно забывает оскорбления периода свободы. Он обещает стать на страже вольностей и никому не мстить. Забыты были взаимные обиды и неудовольствия. «Я не хочу иного напитка, кроме воды Леты, — сказал Густав. — Все это должно было действовать обаятельно на шведов». Благо государства — величайшая справедливость — и в нем оправдание Густава. Пришлось установить порядок посредством «закона силы», так как благосклонность и великодушие не влияли.

Итак, в Швеции все обошлось без потрясений.

Хуже сложились обстоятельства на международной арене. Политический горизонт не предвещал ясной погоды. Иностранные державы, пораженные переворотом, готовы были вмешаться в дело, справедливо находя, что при новом режиме труднее будет влиять на политику Швеции.