История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Густав революцией 1772 г. порвал путы, связывавшие руки короля, и сбросил опеку России, вмешивавшейся во внутренние дела его государства. Россия, вместе с Пруссией и Данией, желала сохранения в Швеции прежней Формы Правления, ограничивавшей власть шведских королей.

Король Пруссии, Фридрих II, сообщил своему племяннику: «Из письма вашего величества, от 21 августа, я узнал о счастливо совершенном изменении Формы Правления в Швеции. Однако, неужели вы думаете, что это событие ограничится удачей внутренней революции в вашем государстве? Разве вы забыли, что Россия, Дания и я сам были порукой охранения уничтоженной теперь Формы Правления? Я опасаюсь, что последствия этого события поставят ваше величество в положение хуже прежнего... Вы как бы кинжалом прикоснулись к моему сердцу... Я не вижу исхода этому делу». «Я думаю — ответил Густав своему дядюшке Фридриху II, — вы признаете во мне вашу кровь, как я признал в чувствах вашего величества сердце моего дяди»...

Екатерина, иронизируя, писала Вольтеру, в конце 1772 г.: «Кстати, что вы скажете о революции в Швеции? В четверть часа или еще менее народ лишился там своей конституции и своей свободы. В продолжение двадцати минут представители сословий, окруженные войсками, обсудили 57 пунктов, изъявили свое согласие и подписали их. Я не знаю, можно ли назвать это кроткой властью, но ручаюсь, что Швеция лишена своей свободы, и что король в этом государстве имеет такую же деспотическую власть, какую имеет король французский. И это могло свершиться не более, как через два месяца после того, как король и народ дали клятву соблюдать взаимные права». Г-же Бьельке Императрица сообщила (24 авг. 1772 г.): «Я нахожу, что молодой шведский король не придает большего значения самым торжественным клятвам и уверениям, которые он высказывает. За день до революции он объявил бунтовщиками и виновными христианстадский гарнизон, а на другой день принял их сторону. Никогда законы ни в какой стране не были так нарушаемы, как в Швеции при этом случае, и я вам ручаюсь, что этот король такой же деспот, как сосед мой султан: ничто не удерживает его». Ясно, что Екатерина не желала признать Густава самодержавным.

Остерман продолжал возбуждать недовольство в пограничных провинциях: Финляндии, Померании и Сконии. Не зная о ходе восстания, возбужденного Як. Спренгтпортеном в Финляндии, Екатерина послала 50 тыс. рублей Остерману, с указанием помешать государственному перевороту. В присутствии Императрицы состоялось совещание. Прочитаны были сообщения, полученные из Выборга. Решено было ограничиться демонстрациями на границе, куда высланы были подкрепления, да в военных гаванях Кронштадта и Ревеля, где приступили к снаряжению галер. Апраксин и Чернышев получили предписания осмотреть пограничные крепости. «Можно утвердительно сказать — говорит C. М. Соловьев, — что известие о шведских событиях было самое неприятное по внешним делам, какое до сих пор получила Екатерина». В перевороте она видела победу Франции и предугадала, что все это поведет к столкновению Швеции с Россией.

Шведов, недовольных новым порядком и искавших убежища в России, велено было принимать беспрепятственно.

В это время посланец короля, барон Таубе, имея белую повязку на рукаве, подобно участникам переворота в Стокгольме, прибыл в Петербург с письмом от Густава. Оно успокоило несколько Императрицу и министров, но не умалило её досады. Однако, сопоставив депеши Остермана и донесение Чернышева о его поездке, решено было: в виду плохого состояния крепостей и нахождения наших войск в Польше и Турции, держаться «дефенсивы» (обороны). Екатерина ответила Густаву холодно, но миролюбиво. Остерману приказано было иметь довольный вид, но продолжать поддерживать недовольство в Швеции и узнать, пет ли в ней принца, готового сделаться нашим союзником. Пришлось проглотить досаду и выжидать более удобного времени. Мы в состоянии были только проявить «оказательство» движения к шведской границе. После же приезда барона Таубе признали, что «надобно оставаться в покое». Панин писал Остерману длинные наставления, но они сводились к требованию благоразумия и к совету «оставаться в пассивном примечании и бдении». Бдительным оком Остерману рекомендовалось следить за Шонской провинцией (Скония) и Финляндией.

Из сообщения графа Панина английскому представителю при петербургском дворе, Гуннингу, видно, что Россия имела намерение в течение зимы показать равнодушие к шведской революции, в надежде, что к весне в Финляндии сосредоточено будет достаточное количество войска, чтобы поддержать наши требования. Предполагалось снарядить 20 линейных кораблей. Дания должна была выставить 12 кораблей и 15 тыс. норвежцев у шведской границы. Королю Пруссии надлежало осадить шведскую Померанию. От Англии рассчитывали получить помощь флотом и деньгами. Вооруженные таким образом четыре державы, должны были потребовать от Швеции восстановления Формы Правления 1720 г.