«Комнаты мои, — писала Екатерина Великому Князю Павлу Петровичу, — низки и нет возможности отворить ни одного окна, так что спертый воздух и вой ветра положительно оглушают меня до такой степени, что чуть голова не кружится».
Несколько ранее Екатерина II из Фридрихсгама сообщила наследнику престола общее свое впечатление, вынесенное из поездки по Финляндии. «Начиная с Выборга в продолжение всего дня мы видели только двух птиц, да и то были ворона да рыболов; в этой стране совсем не видать живых существ, даже комаров нет, которых здесь не водится, мы не встречали их от самой Осиновой Рощи, зато камней в бесчисленном множестве; сама почва кажется каменистая, жители редки, так же как и плодоносная земля; финляндцам, однако, удается уничтожать каменья и обращать их в пахотную землю; делается медленно, но все-таки делается, и я не преувеличиваю, говоря, что мы видели тысячи подобным образом обращенных в землю каменьев».
Императрица милостиво приняла представителей местного населения. Во время этого представления, по свидетельству очевидца, не было никакого порядка: все столпились около монархини.
Дамам она подставляла щеку для поцелуя, но те, не зная этикета, целовали ее в уста, заставив ее несколько раз прибегнуть к платку.
Совместное пребывание в Фридрихсгаме коронованных глав продолжалось три дня. Императрица уже ранее сообщила королю, что не возьмет с собой церемониймейстера, «так как мы оба любим не стеснять себя»; свиданиям придан был совершенно интимный характер. Императрица проявила особенную любезность, хотя она не любила визитов королей, «потому что обыкновенно эти личности скучные, нелепые (insipides), при них нужно быть на вытяжке». Ей была представлена свита короля, в которую входил Густав Армфельт, ф.-Эссен, Вреде, Франк и Таубе. «У меня сложилось твердое убеждение, что коронованные особы, — читаем в записках Е. Р. Дашковой, — не бывают искренны друг с другом; мне даже кажется, что, несмотря на обоюдную любезность и на просвещенный ум, они в конце концов становятся в тягость друг другу, так как общение между ними отягчается и усложняется политикой». В то же время кн. Дашкова нашла Густава III очень умным, образованным и красноречивым.
Роли с той и другой стороны были хорошо разыграны. Соседи расстались холодно. «Обменявшись направо и налево поцелуями Иуды, — значится в дневнике Армфельта, — мы расстались». Екатерина II в письме к кн. Потемкину сообщила: «Я только нашла, что он (Густав) чрезвычайно был занят своими уборами и охотно держался перед зеркалом». Король, если верить его письмам, остался «чрезвычайно доволен своей поездкой». Между тем главная цель его свидания и на этот раз не была достигнута, хотя в Европе распространилось мнение о более тесном сближении между Россией и Швецией. В течение шести лет Густав старался приобрести дружбу и доверие Императрицы; в Фридрихсгаме он рассчитывал пожать плоды своих стараний: заключить союз с Россией, на условии предоставления Дании в жертву его мести. Он лично, тайно от своих министров, набросал проект договора, который, однако, успеха не имел.
Виденная Императрицей часть Финляндии особенно не нравилась ей. «Место это так хорошо, что может служить ссылкой, — сообщала она своему сыну. — Когда, наконец, выберемся из этого чистилища. Царское Село — рай в сравнении с этой отвратительнейшей стороной. Всех тех, которые на будущее время не хорошо будут отзываться об окрестностях Петербурга, я буду присылать на жительство на несколько дней сюда». Еще резче она отозвалась о Финляндии в письме к Гримму: «Боже мой! Какая страна! Как можно было проливать человеческую кровь для обладания пустыней, в которой даже коршуны не хотят жить». Король получил в дар богатую карету, которую с большим трудом на телегах доставили в Фридрихсгам. Своей доступностью и снисходительностью Екатерина расположила к себе сердца жителей этого края.
Дружеская переписка продолжалась после фридрихсгамского свидания. Екатерина получила от Густава, между прочим, книги по истории Швеции, хвалила его ученость, когда он для неё составил обзор их содержания и уверяла его, что она смотрит на него, как на самого достойного члена нашей академии наук. Но при всем том ни Густав, ни Екатерина не забывали политических вопросов.