История Финляндии. Время Екатерины II и Павла I

Записка графа А. К. Разумовского явилась искрой, упавшей в костер. Густав не мог скрыть своего удовольствия и воспользовался ею, как предлогом для дипломатического разрыва. В письме короля к Г. М. Армфельту читаем: «Граф Разумовский представил нам дружественную ноту, но как в нее, к счастью, вкралось выражение, которое по-видимому отделяет короля от нации, то мы воспользуемся этим, чтобы определить нашу позицию, или, выражаясь дипломатическим языком, занять более решительное положение». «Значит, — говорится далее, — госпожа Екатерина не желает воевать с нами; но дело дойдет до войны; верьте мне, от судьбы не уйдешь».

12-23 июня, в то время, когда началась посадка шведских войск на суда, королевский церемониймейстер Бедоар прочел графу Разумовскому следующий ответ Густава: «Король из записки русского посланника усмотрел, что он старается отделить короля от народа, что впрочем довольно согласно с правилами, русским двором часто оказанными. Король, однако, не может думать, чтобы такое объявление было предписано графу Разумовскому русским двором, и поэтому будучи удивлен и оскорблен непристойным и противным спокойствию государства изъявлением, король не может отныне признать графа Разумовского долее посланником России, предоставляя себе по прибытию в Финляндию отвечать Императрице через шведского посланника, находящегося в Петербурге. Теперь же король требует, чтобы граф Разумовский не имел более никаких сношений с шведскими министрами, выехал из Швеции не позже, чем через неделю — в рассуждении того, что в представлении его нарушены начальные основания правления и должное уважение к королевской особе».

В тот же день представителям иностранных держав была сообщена записка графа Оксеншерна, в которой говорилось: «Король видит в образе действий русского посланника ту самую систему раздора, которую всегда старались распространять и предшественники графа Разумовского. Сначала король еще не верил, что русский посланник старается привести нацию в заблуждение; но граф Разумовский своей запиской от 18-го июня прекратил все сомнения, обращаясь не только к королю, но и ко всем, в правлении участвующим, и даже к самому народу, для уверения их о расположениях императрицы и о приемлемом ею в спокойствии их участии. Всякий посланник не должен и не может изъявлять расположения своего государя кому-либо другому, кроме государя, при котором он уполномочен. Всякая иная власть для него чужда; всякий иной свидетель для него излишен. Таков закон, таков непременный всех европейских кабинетов обычай. Король поэтому оскорблен наичувствительнейшим образом и не считает более графа Разумовского посланником императрицы, которая не могла же предписать выражения, столь противные коренным шведским законам и отделяющие короля от государства».

Екатерина II, не желавшая войны и не дававшая повода к ней, рассуждала так: «Что вызывает разрыв? Если высылка посланника, то я сие еще не почитаю разрывом; а разрыв именую на сей случай либо объявление войны, либо начатие гостилите».

20-го июня в русской столице состоялось заседание совета для обсуждения депеши графа Разумовского. Совет нашел поступок короля несоответствующим доброму согласию между обеими державами и оскорбительным для петербургского двора. В виду того, что королевский поступок показывает явное старание его изыскать повод к разрыву, необходимо назначить главного начальника сухопутных войск. От 21-го июня в дневнике Храповицкого значится: «Велено объявить барону Нолькену, что поступок его короля окончил здесь его миссию и пребывание». У императрицы «приметна» досада. «Надо быть Фабием (сказала она), а руки чешутся, чтобы побить шведа».