Парадирующие полки вытянулись линиями на площади. По прибытии в собор Императрицы, обер-секретарь сената прочел особое заявление о «приращении высочайшей славы её величества», о «благополучии её империи», о «соседственной дружбе». Далее следовал молебен. По окончании его, когда Императрица вышла из церкви, народное приветствие слилось с музыкой, барабанным боем, колокольным звоном, беглым ружейным огнем войск, или, как тогда выражались — пальбой «из мелкого ружья», пальбой артиллерии с судов и крепости. Весь день гудели колокола. По улицам ездил кортеж конной гвардии; во главе его находился генерал-майор с лавровой ветвью, за ним следовал хор литаврщиков и трубачей. На главных перекрестках секретарь оглашал объявление о мире. Вечером в летнем саду все вместе с Императрицей «веселились до полудни, при игранной и спеванной итальянской преизрядной музыки». Девять дней кряду город был иллюминован.
Особам, имевшим въезд ко двору, дан был бал и при этом в «галереи Императорского Дома, — как говорилось в описании его в прибавлении к «С.-Петербургским Ведомостям» (1743 г.), — был приуготовлен, более нежели на сто пар, зело пребогатой, на подобие партера и пренарядно семью фонтанами и разными оранжерейными деревьями и цветами, со множеством свеч и хрустальных малых и белого воску горящих лампад, стол». Столы украшались еще «сахарными пирамидами». Ужин происходил «при игрании преизрядной италиянской вспеванной музыки». Устроены был также маскарад, иллюминация и «преизрядный фейэрверк, при котором, как верховных, так и водяных ракет, лусткугелей и других огненных машин множественное число зжено было»...
Через год главное торжество по случаю мира происходило в присутствии Императрицы в Москве. 15-го же сентября в Петербурге опять состоялся молебен. Епископ Стефан произнес напыщенный панегирик и в нем «все матерьния попечения о России новой Юдифи пространно показал и изъяснил». Затем следовали пальба, бал, маскарад, фейерверки и пр. Балы и пиры у шведских и русских послов происходили несколько дней. У графа Седеркрёйца лилось вино; генералы Румянцев и Люберас на дощатых возвышениях поставили двух жареных быков с позолоченными рогами, а доставшему рога определили награду.
Главные деятели войны Ласси и Кейт были щедро награждены бриллиантовыми шпагами, табакерками, добавочными окладами. Румянцеву — за переговоры в Або — пожаловано графское достоинство. Впоследствии Ласси был генерал-губернатором Лифляндии и умер в Риге (в 1751 г.).
Торжество увековечено золотой медалью; на одной стороне — портрет государыни, на другой — река Кюмень, на ней мост, из облаков протянуты две руки с лавровым венком и в нем связаны государственные гербы России, Швеции и Голштинии. В надписи значилось: «крепчайшим союзом, в память заключенного с Швецией вечного мира в Або 1743 года, августа 7-го дня».
Вслед за ратификацией мира, русские войска начали выходить из Финляндии и в первых числах октября (1743 г.) они очистили страну.
В 1744 году, января 14-го, Сенат испрашивал не соизволит ли Государыня Императрица утвердить представленное тогда новое «учреждение» о новозавоеванных в Финляндии провинциях, — «сочинить вновь губернию» — Выборгскую — «для вечной её Императорского Величества славы и незабвенной памяти»; Сенат представлял первым губернатором — «за достойнаго» ген.-л. князя Юрия Репнина, с одним «губернаменстратом». Последовала Высочайшая резолюция: «Быть по сему».
IX. После войны.
Едва заключен был мир, как часть русских войск, под начальством Кейта, получила повеление на галерах следовать в Швецию. Адмиралу Головину велено было с флотом отправиться в Карлскрону. Причина таких распоряжений была следующая.
Узнав об исходе переговоров в Або, Дания стала вооружаться, имея в виду получить обратно Шлезвиг. Шведское правительство просило у России помощи; оно желало, чтобы русский флот появился вблизи Зунда, а Архангельская эскадра — в Немецком море против Норвегии и зимовала в шведской гавани Марштранде. «Время позднее, — сказал Бестужев, — разве людей поморить и флот разорить; к тому же в чужой гавани, кроме опасности (отваги) содержать зиму не в одни сто тысяч Рублев станет». Шведские уполномоченные в Або просили еще о высылке сухопутного войска. Вся это затея не нравилась А. Бестужеву. По его мнению, «сии скоропостижные голштинские угрозы впутать могут в новую войну, которая будет без всякой прибыли».
Императрица повелела (22 авг. 1743 г.) созвать совет, дабы «апробовать», как помочь Швеции и сохранить нашу честь и наши государственные интересы. «Консилий» решил дать немедленно предписание генералу Кейту следовать, с находящимися под его командой войсками, прямо к Стокгольму и там зимовать. Генералу сказано было, чтобы в Швеции «ни у кого в команде не быть, разве как у самого короля шведского и токмо от Его Величества указы получать». Генералу Кейту надлежало с 10.000 чел. на 29 галерах и 25 кончебасах «без малейшего укоснения» выступить в поход, дабы не быть задержанным «поздним годовым временем».