История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

«Было около полуночи с 30 по 31 июля 1741 г., — читаем у профессора Гельсингфорсского университета Фр. Сигнеуса. В Гельсингфорсе разбудили генерала барона Генриха Магнуса фон Будденброка — временного главнокомандующего в Финляндии. С веселым видом, как будто неся весть победы, вошел молодой прапорщик королевской гвардии и подал три письма Его Королевского Величества. И действительно: приверженцы войны одержали победу над своими политическими противниками и король, наконец, резольвировал, чтобы был активитет против России». В Гельсингфорс официальное известие об объявлении войны было доставлено судном, ушедшем из Стокгольма. Будденброк на другой же день отослал извещение русским, а сам в течении 10 дней оставался в Гельсингфорсе, производя передвижения полков, с остановками, свойственными мирному времени.

При объявлении разрыва, путь из Стокгольма в Россию был закрыт. Но одному курляндскому судну удалось ускользнуть с рейда. Известие о войне в Ригу привез парикмахер и благодаря этому оно было получено в Петербурге ранее 8 августа; но в тот же день секретарь шведского посольства при русском Дворе, Лагерфликт, получил письмо Гюлленборга от 28 июля со вложенным в конверт пакетом М. Бестужева русскому кабинету, который Лагерфликт тотчас же должен был представить по назначению. Этим путем шведский манифест сделался известен в Петербурге.

В тот же день Шетарди навестил гр. Остермана. «Вы знаете, без сомнения, — сказал граф, — нашу главную злобу дня. Прибывшей из Риги эстафетой я был уведомлен, что Швеция объявила нам войну. Это известие пришло от судовщиков, плавающих из Лифляндии к берегам Швеции. После полудня я получил манифест от секретаря шведского посольства. Это событие, — прибавил Остерман, — вас не удивит, вы могли быть к тому уже готовы». «Правда, — отвечал маркиз Шетарди, — брожение умов было настолько сильно, что вполне можно было опасаться подобных последствий. Однако я вовсе не был уведомлен об объявлении войны. Я не мог, явившись сюда на север, желать чего бы то ни было кроме спокойствия. С огорчением усматриваю противное. Я желал своими услугами способствовать поддержанию мира». «Бог свидетель, — заключил гр. Остерман, — что нам не в чем себя упрекнуть». Остерман счел необходимым оградить безопасность секретаря шведского посольства подобно тому, как Швеция оградила М. Бестужева.

На манифест в Петербурге ответили манифестом о войне со Швецией, а вместо регламента появился именной указ, требовавший, чтобы шведским подданным «никаких обид, досадительства и вреда не чинить, и имений и вещей их отнюдь не касаться и оных не похищать под опасением жестокого штрафа». Затем предложено было опросить их, кто пожелает возвратиться в отечество и кто остаться в Российской Империи.

Не малым несчастьем для Швеции являлось то, что её король менее всех был шведским человеком. Ни симпатий, ни антипатий своего народа он не понимал. Но помимо сего, не имея признака талантов полководца, он выразил склонность стать во главе армии, желая доставить себе удовольствие быть свидетелем военного рвения и храбрости своей нации. Но его предложение, в виду преклонности лет, сурового климата и трудности кампании, было отклонено выраженным желанием видеть короля в сердце государства в дни опасности, чтоб можно было в его присутствии совещаться относительно военных операций. В Швеции он не был популярен. Она не могла ему простить уступок Ништадтского мира.

Швеция своевременно не приготовила боевой силы для поражения неприятеля, но зато широко и обстоятельно разработала те требования, которые имела в виду предъявить побежденному. Для славного завершения победоносной войны, Швеция уже в августе 1741 г. приготовила следующие условия мира.

Если Россия изъявит покорность, то даже на перемирие нельзя будет согласиться ранее, чем представители её не уступят «всю Карелию, Кексгольм, Выборг, Петербург, Нотебург, Кронштадт и Кроншлот со всей рекой Невой». Затем Швеция вместе с Данией, если последняя примет участие в войне, должны настоять на возвращении всей Лифляндии, Эстляндии и Ингерманландии, островов Эзеля и Дого, всех островов Финского залива, всех городов названных местностей, а также и тех озер, которые ранее принадлежали Швеции. Имелось в виду новую границу провести восточнее Ладожского и Онежского озер к Ледовитому океану.

В Р. S. (post skriptum) государственные чины писали: «Кроме предписанных кондиций, Ваше Королевское Величество благоволите при переговорах добиться денежного вознаграждения за военные издержки». Однако государственные чины находили эти последние условия необязательными.