История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

Осень после Вильманстрандского дела прошла без серьезных сражений. Происходили лишь мелкие стычки. До глубокой осени шведов беспрестанно тревожили, разбивали их форпосты, брали «в полон», разоряли и выжигали деревни. В сентябре капитан Брант приходил с малым отрядом шведов (270 чел.) к Вилайоки, где он был застигнут врасплох русскими и уничтожен. В сентябре же наши донские казаки причинили им значительный вред у деревни Исми. Другая русская партия действовала около р. Вуоксы. В октябре донские казаки подполковника Себрекова и горсть драгун разорили много деревень. Партии эти нередко в течение войны встречались с толпами вооруженных финских крестьян. Финны были недовольны бездействием Будденброка и называли его «Курвилакским барином» по имени деревни, в которой он квартировал. В этих набегах участвовали казаки и калмыки. Сперва оставили мысль о посылке их на театр военных действий, но затем (окт. 1741 г.) вернулись к ней и, как говорили, секретно набрали несколько тысяч, желая пустить их через Олонец в Финляндию. Ходил слух, что 1.500 гусар, казаков и калмыков, ворвавшись во владения шведов, были перебиты и захвачены в плен. Затем рассказывали о набеге гусар и казаков за полтораста верст вглубь шведской Финляндии. Разорили 300 деревень; привели 12 мужчин, 4 женщин и 3 детей и громадное количество скота. В ноябре 1741 г. Эд. Финч писал, что казаки вернулись из экспедиции в Финляндию, приведя 160 пленных, 7 6 лошадей и 500 голов рогатого скота. Манштейн подтверждает, что среди нашего войска находились казаки и калмыки, которые сожгли немало деревень. Деревни зимой по границе выжигались для того, чтобы лишить шведские войска возможности продовольствоваться.

По финляндским источникам получается еще более мрачная картина. В течении марта 1742 г. отряд Кейта истребил 50 сел, отряды Фермера и Киндермана — сперва 240, а потом (13 и 14 марта) еще 370 усадеб. По другому подсчету, в приходе Кесалахти разорено до 80 усадеб, в Кидес — сожжено 201, в Тохмаярви — 150, в Пелькиярви — 140, в Иломанс — 200 или всего 773 усадьбы. Очевидно, что все эти указания крайне преувеличены. Саволакс и Карелия, куда главным образом направлены были русские набеги, всегда отличались малолюдством. Кроме того, известно, что финны живут разбросанно, отдельными избами, поэтому русским, чтобы уничтожить такое число усадеб, пришлось охватить весьма большой территориальный район, что они едва ли сделали. Отсюда являются основания предположить, что начальники русских отрядов или крайне преувеличивали свои подвиги, или происходили большие недоразумения в общем наименовании истребленных жилищ, и быть может они считали маленькие отдельные крестьянские торпы за целые деревни или усадьбы. Финский историк К. О. Линдквист также усмотрел, что отчеты Кейта, Фермора и Киндермана преувеличены. Иначе к ним трудно отнестись. Не представляется также никакой возможности поверить всем тем ужасам, о которых повествуют финны. Они говорят, что русские издевались над пасторами, беспощадно убивали тех больных, которые не могли следовать за отрядами. «У женщин вырезывались груди, из людей высасывалась кровь. Людей резали на куски, как скот, и съедали». Легко представить, что русские отбирали у местных жителей одежду, повозки, домашний скот, и пр.; но немыслимо допустить, чтобы они проделали описанные зверства. Могли, конечно, происходить отдельные случаи убийства и истязания мирных жителей, но считать эти явления неизбежным последствием набегов, конечно, нельзя. Столь же несправедливо возводить исключения в общие правила, а этим, видимо, погрешают саволакс-карельские источники.

Шведский флот, простояв совершенно бесполезно у Аспэ, в октябре вернулся в Карлскрону. Повальная болезнь уже к августу скосила более 700 чел. и около 2 тыс. числилось больными. Эпидемические заболевания во флоте того времени наблюдались повсюду и в других государствах; особенно губительной являлась цинга, которую тогда не умели лечить. По возвращении флота в Швецию, болезнь продолжалась до глубокой зимы. Жертвой эпидемии пал и адмирал Райялин; предполагают, что он заболел, удрученный состоянием флота.

Командование принял Арон Шёшерна, шоутбенахт, которого считали способным, но слишком нерешительным.

Слабость русского флота немало ободрила шведов к войне, они не без основания считали свои берега безопасными от разорений петровского времени. Мало того, в кампанию 1741 г. их судам даже не с кем было сражаться: наш флот в море не показался.

III. Ноябрский переворот и бесплодные переговоры.