История Финляндии. Время Елизаветы Петровны

В казармах гвардейцев от «ласковой Елизаветы» и от её «солдатских ассамблей» ожидали решительного слова. Там умы уже были подготовлены к перевороту и опасались за успех, вследствие слишком сильного брожения и нетерпения некоторых участников. Гвардейцы говорили: «Чего ради государыня Цесаревна нас всех не развяжет?.. Чего ради российский престол не приняла?» Гвардия легко шла на переворот, понимая, что её значение росло и награды увеличивались. Эти преимущества и привилегии вероятно преобладали над национальными чувствами среди солдат гвардии, где, правда, находилось много чужеземцев, и недолюбливали немцев. Свергнув Бирона, гвардейцы полагали, что пришел конец немецкому господству, но оно продолжалось. Среди гвардии симпатии были приобретены легко. У гвардейцев Елизавета крестила и бывала на именинах, её дворец был открыт даже для рядовых. Гвардейцам она правилась своей веселостью и распущенностью; они величали ее своей «матушкой». Однажды гр. Миних, придя поздравить Елизавету Петровну с новым годом, был чрезвычайно встревожен, увидев её сени, лестницу и переднюю переполненными гвардейскими солдатами. Все они были кумовья, все водили с ней хлеб-соль. Более четверти часа гр. Миних не мог прийти в себя от виденного. При дворе Анны Иоанновны с насмешкой говорили: «Принцесса Елизавета проводит ассамблеи с Преображенскими гренадерами».

Духовенство ценило в Елизавете набожность.

Мысль о перевороте была в ходу, но не имелось определенного плана действия. Чтобы оформить движение, выступили лейб-медик царевны Лесток — из простых фельдшеров, некий Шварц — музыкант из немцев, еврей Грюнштейн — маклер из Дрездена, а теперь гвардии сержант. Вот те, которые являлись главными пружинами событий, решавших судьбу России. Иностранцы, следовательно, хозяйничали как у себя дома. Даже в заговоре они играли первую роль. Регент Бирон ранее произнес как то: если принцесса Анна Леопольдовна сделает какую-нибудь попытку к перевороту — я вышлю ее с сыном и мужем вон из России. Заявление характерное для оценки силы и уверенности в себе иностранцев. А вот и другое определяющее их отношение к России. «Если бы Лесток, — говорила впоследствии Елизавета, — мог отравить всех моих подданных с одной ложки, он это сделал бы».

Из представителей иностранных держав наибольшее активное участие в подготовке переворота принимали швед Нолькен и француз Шетарди. Тайные переговоры с великой княжной Елизаветой о возведении её на русский престол начаты были посланником Нолькеном, по распоряжению стокгольмского двора, с целью поселения смуты и розни среди русских войск, в виду предстоящей войны Швеции с Россией. Швеция в свою очередь подталкивалась Францией, имевшей в виду задержать рост России на севере. Франция затевала внутренние раздоры и поддерживала правительственный переворот, чтобы занять Россию дома и тем помочь Швеции одолеть колосса в предстоящей борьбе. Франция, как выразился гр. А. И. Бестужев, — желала «обрезать крылья России, чтобы она не вмешивалась в чужие дела». — Князь Кантемир в каждом донесении правительству предупреждал, чтобы не доверяли Франции.

Лейб-медик Герман Лесток

Представитель Франции — маркиз де-ла-Шетарди, — прибыв в Петербург 15 декабря 1739 г., ожидал инструкции, как отнестись к партии Елизаветы Петровны, ибо посланник, по его словам, без инструкции походит на незаведенные часы. Ему тонко и осторожно сделали намек: приложить старания к перемене правительства и протянуть руку помощи Нолькену. По мнению графа Н. Панина. Шетарди был человек «беглого ума».

Роль Мефистофеля подстрекателя Франция исполняла не впервые. Когда скончалась Анна Иоанновна, представитель Франции в Стокгольме, Сен-Северин, особенно настойчиво доказывал шведам, что настала удобная минута напасть на Россию и вернуть провинции, отнятые Петром Великим. — Россия находилась под регентством немецкой матери и немецких министров. В то же время в Париже, нашему представителю, князю Кантемиру, кардинал Флери говорил, что он не понимает, как шведский двор может отважиться на войну с Россией; ему не понятна горячность шведов. Кн. Кантемир, к счастью, не поверил заверениям кардинала.

В новогодний визит 2 января 1741 г. Нолькену первый раз удалось откровенно поговорить с Елизаветой Петровной. После нескольких общих фраз, он стал указывать на доброе расположение своего короля и доказывать пользу шведской помощи; но вместе с тем желал получить от великой княжны письменное прошение, дабы иметь уполномочие доложить дело королю. Условлено было не говорить остальной партии Елизаветы об участии Швеции.

Надо, — наставлял из Парижа Амело своего представителя в Петербурге, — чтобы царевна вошла в соглашение со Швецией. Шведы, по приглашению Елизаветы Петровны, нападут на Россию, а будущая её повелительница уступит им часть завоеванных провинций. В этом направлении и велась интрига.