«Обнародуй сим этот акт, Мы полагаем должным вместе с тем известить Ваших верных подданных в Финляндии, что, следуя старинному и чтимому обычаю этого края, Мы взираем на присягу верности, добровольно и по собственному побуждению принесенную сословиями вообще и депутатами от крестьян в частности, за себя и за своих доверителей, как на действительную и обязательную для всех жителей Финляндии присягу.
«Будучи глубоко уверены, что этот добрый и честный народ навсегда сохранит к Нам и наследникам Нашим те же чувства верности и неизменной привязанности, кои всегда его отличали, Мы приложим старание с помощью Божиею постоянно давать ему новые доказательства Наших усердных отеческих попечений о его счастии и преуспевании».
Шведский и финский переводы этого акта разосланы были Тенгстрёмом (предложившим Государю такое распоряжение) во все приходы и объявлялись в церквах, при пении Te Deum.
На сеймовом бале 16 марта Император Александр I танцевал преимущественно с дамами и редко с девицами. Он удостаивал всегда разговора тех, с которыми танцевал. Против дома гимназии, где происходил бал, находился зал, украшенный ельником и освещенный множеством свечей. В глубине, у бюста Императора, собрались дамы, приветствуя Монарха пением особой кантаты. Праздник «был хорош», свидетельствует князь Гагарин. «Издержки достались Императору, а честь депутатам».
Земские чины, приступая к работе, образовали несколько сеймовых комиссий. Предложения о войске и казенных сборах и податях переданы были в хозяйственную или экономическую комиссию; финансовая комиссия занялась вопросом о денежной системе. Для обсуждения проекта о правительственном совете составилась особая комиссия, но не по избранию сейма, а по назначению Государя. Работа сейма налаживалась медленно. По прошествии первого месяца Де-Геер не мог донести еще ни о каких её результатах.
Напыщенный своим высоким положением генерал-губернатор Спренгтпортен возымел намерение руководить сеймом и диктовать ему свои воззрения. 2 — 14 апреля он обратился к сейму с мемориалом: «Земским чинам Финляндии от генерал-губернатора Спренгтпортена». В этой записке он кратко излагает свои мысли о том, как земские чины должны высказаться по предложенным им четырем пропозициям. Свое право обратиться к сейму с подобным мемориалом Спренгтпортен выводил из того факта, что он являлся членом дворянского сословия сейма и кроме того состоял во главе нации. Главная его цель состояла в том, чтоб предостеречь сейм от слишком пространных обсуждений и уговорить его поскорее дать свое заключение, дабы вопросы после этого могли быть детально решены правительством. В вопросе о поселенном войске сейм должен был, по мнению Спренгтпортена, ограничиться лишь дачею заключения о том, сколько руты и рустгалтеры (rote och rusthållarena) обязаны платить казне в течение того времени, когда войска будут распущены. Что касается пропозиции относительно казенных повинностей, следовало довольствоваться тем разъяснением, которое имелось под рукой (т. ф. сведениями, сообщенными лишь двумя губернаторами), и дать свое заключение. Приведение в порядок монетной системы, Спренгтпортен находил возможным лишь после заключения мира со Швецией, почему советовал сейму высказать свое мнение лишь о принципах, оставив прочее на усмотрение верховной власти. Еще более диктаторски выражался Спренгтпортен, коснувшись четвертой пропозиции, т. е. регламента будущему правительствующему совету. «Следует, — писал он, — без отлагательства произвести выбор членов совета» и представить список на утверждение Монарха.
Что подобный приказ должен был оскорбить собранных представителей, можно было предвидеть. Особенно неуместным казалось напоминание Спренгтпортена о выборе членов в «правительствующий совет», когда особый комитет, независимо от сейма, должен был выработать проект сего учреждения и едва открыл свою деятельность. Де-Геер, на имя которого послан был мемориал, спросил Спренгтпортена, имеет ли он указ Его Величества на то, чтоб руководить делами сейма; и так как генерал-губернатор никаким уполномочием на этот счет не обладал, то мемориал его остался без влияния на членов сейма. Но этим дело не кончилось. Де-Геер пожаловался Сперанскому, усмотрев в действии Спренгтпортена покушение на свободу земских чинов.
Сперанский охотно выступил заступником сейма и написал генерал-губернатору: «Его Величество уже ранее удостоил вас сообщением, что его намерение было дать полную свободу земским чинам в их обсуждениях. Это постановление, конечно, не исключает те советы, которые вы имели бы случай подать им, если бы они попросили таковых у вас; но я не думаю, что их следует тревожить впечатлением опеки или контроля, а также полагаю, что не соответствовало воззрениям Государя показывать вид, что ими руководят. Свойственное вам чутье наверное не упустит из вида эти истины, и Его Величество вполне уверен, что они будут в точности вами восприняты и вы последуете им с тем твердым разумом, который вас характеризует».