Тем временем выборы в остальных губерниях и среди одной части духовного сословия прошли беспрепятственно. В Нюландской, Тавастгуской и Кюменегородской губерниях подчинились приказанию Буксгевдена, хотя и с оговорками, чтобы старые законы и общественный строй края сохранились неприкосновенно. Кроме того, ими высказана была надежда, что со временем представители сословий будут созваны с соблюдением тех форм, которые были обычны при риксдагах.
Боргоская консистория при выборах никаких затруднений не представила. Она поручила только своему депутату, пробсту Ивару Валлениусу, настаивать на сохранении старых законов края, и на том, чтобы все вопросы, относящиеся до основного уложения страны, были отложены до обещанного государем сейма. Абоская же консистория действовала в согласии с дворянством и горожанами своей губернии и потому сперва старалась уклониться от выборов и произвести их впоследствии, смотря по могущим встретиться обстоятельствам; но видя, что опасно противодействовать повторенному требованию графа Буксгевдена, она назначила депутатов. В инструкции, данной консисторией избранному пастору и другому депутату от ученого сословия, профессору Фридриху Ле-Белль, стремление поддержать старый порядок в стране и церкви выступало ярче, чем в других современных актах.
В г. Або, проникнутом шведскими тенденциями, один только профессор Лагус признал святость данной им русскому правительству присяги и законность снаряжения депутации.
После вторичного приказания графа Буксгевдена, дворяне в Або приступили к выборам, сознавая, что против этой властной речи не могло быть возражений, и что дальнейшее сопротивление ни к чему не послужит. Но тем не менее, они не оставили своего представителя, майора Карла Эрика Маннергейма, без инструкции, из которой видно, что они, хотя и уступают давлению русского главнокомандующего, однако держатся той точки зрения, которую высказали раньше, и потому обязали его заявить, что лишь законно избранные представители имеют право предлагать проекты на благо страны.
Избиратели губернии Хейнола озабочены были получением льгот по торговле, винокурению и т. п.; кроме того, они льстили себя надеждой, что Государь вперед станет почерпать сведения о положении края в порядке, установленном для этого их законами, и, наконец, что отправление верховной власти (jura majestatica) будет принадлежать «только лично его Величеству, а не русским правительственным органам».
Итак, в основе всех инструкций, — как писал К. Ордин, — лежали пароль и лозунг, данные Спренгтпортеном как: только обстоятельства позволят, требовать созвания сейма, и стоять за охрану всего прежнего.
Депутатов надлежало избирать на основании прежних обрядов и обычаев. Избрано их было от сословий гораздо меньше, чем прежде, когда их посылали на риксдаг; «но избранного числа, — писал граф Буксгевден (22 августа за № 305), — весьма будет достаточно, дабы подать сведения о положении жителей, об их нуждах и проч.».
Финляндцы, поучавшие русское правительство своими заявлениями, протестами и инструкциями, отлично понимали, что никакого нарушения законов страны в данном случае граф Буксгевден не произвел, и ничьи привилегии его предписанием не ограничивались. Об этом проговаривались весьма определенно и сами протестовавшие. В заявлении барона Карла Ребиндера говорилось: «Хотя я не могу и не хочу ничего возразить против самого факта избрания и отправки депутатов, но в виду важных, принадлежащих моему сословию прав, я считаю своим личным долгом, насколько в силах, стараться отстранить прецедент, который может привести к самым непредвиденным случайностям в будущем. Если я отнесся иначе к предлагаемому ныне способу избрания сословных представителей, то должен был бы считать себя преступно содействовавшим упадку, особенно в самом начале нового правления, значения и положения финляндского рыцарства и дворянства, как государственного сословия».