История Франции

Как заметил немец Сторк, «весь Париж погружен в чтение. Люди читают в экипажах, на прогулке, во время театральных антрактов, в кафе, в ванне. Читают находящиеся в лавках женщины, дети, работники и подмастерья. И в воскресенье люди, сидящие у дверей собственных домов, читают тоже. Читают лакеи, стоя на запятках экипажей, читают правящие ими кучера, читают солдаты, стоящие на посту». Это наблюдение справедливо не только для Парижа, но и для провинции. Так, в академии города Шалон-сюр-Марн нотабли пытались применять научные достижения для улучшения экономической ситуации в провинции, а также для совершенствования и оздоровления каждого человека. Французский журналист Жак Малле дю Пан считал, что «у представителей среднего и низшего класса Руссо пользовался гораздо большей популярностью, чем Вольтер. Именно Руссо привил французам идею народного суверенитета и указал на все вытекающие из него крайние последствия… Я слышал, как в 1788 г. Марат публично читал и комментировал трактат “Об общественном договоре” под аплодисменты восторженной аудитории».

«Народной аудитории», мог бы добавить он.

Дискредитация монархии и знати

Разумеется, дискредитация монархии была связана с личностью самого монарха. Восемнадцатилетний Людовик XVI, женатый на пятнадцатилетней Марии Антуанетте, самой юной дочери Марии Терезии Австрийской, в течение семи лет не мог из-за физического недуга разделить с ней ложе, о чем она постоянно говорила. Когда в 1774 г., на четвертом году их брака, он стал королем, то превратился в униженного монарха, над которым насмехался королевский двор и Париж. Рождение в 1778 г. дочери положения дел не изменило. А любовь короля к охоте и слесарному мастерству находилась в полном противоречии с духом эпохи. Эти физические занятия сослужили ему неважную службу. «Будучи плохим служителем Венеры, он вообразил себя Вулканом». Конечно же, Людовик XVI был коронован в Реймсе, но его «истинной коронацией отныне является общественное мнение». Кроме того, австрийка Мария Антуанетта была непопулярной фигурой во Франции, поскольку она была чужестранкой и поскольку ее склонность к постоянным развлечениям усугубляли чувство унижения у французов и затрагивали их национальную гордость.

Очевидно, королева не имела никакого отношения к скандалу, разразившемуся вокруг «дела об ожерелье». Некая мадам де Ла Мотт, мошенница, убедила кардинала де Рогана в том, что расточительная королева была бы счастлива получить очень дорогое ожерелье. Де Ла Мотт удалось, обманув посредников, получить его и продать. А ювелир Бомер предъявил счет королеве. Так все и обнаружилось. Взбешенный Людовик XVI приказал отдать под суд де Ла Мотт, а кардинала де Рогана отправил в Бастилию. Но Парижский парламент оправдал его ко всеобщему ликованию народа.

Поэтому гнев, подпитывавшийся многочисленными памфлетами, обрушился на Марию Антуанетту. Появлялись всё новые пасквили, по традиции содержавшие скабрезные выдумки о похождениях реальных лиц, что, конечно же, не могло не дискредитировать их. Королеве приписывались различные любовные связи, причем совершенно безосновательно, если не считать ее отношений со шведским дипломатом графом фон Ферзеном, позже, видимо, действительно имевших место. Но авторы памфлетов совершенно не считались с истинным положением вещей. В одном из самых известных сочинений подобного рода говорилось: «Антуанетта задалась целью забеременеть. Это было одно из основных поручений, данных ей в Вене мудрой императрицей, ее матерью. Она позволила своему августейшему супругу истратить все свои силы для решения данной задачи, но попытки оказались столь же краткими, сколь и тщетными. Поэтому ей пришлось прибегнуть к помощи любовника».

Став объектом всеобщей ненависти, в разжигании которой немалую роль сыграли памфлеты, Мария Антуанетта обвинялась и в развратном поведении, о чем твердили девять из десяти пасквилей, и в то же время — в иностранном происхождении: как австрийка она непременно должна была испытывать ненависть к Франции и французам. Наконец, королеву, всегда стремившуюся вести частную жизнь, не считаясь с общественным мнением, обвиняли в наличии политических амбиций.

Однако утрата королевской четой авторитета имела более глубокие корни и привела к гораздо более значительным последствиям. Ведь аристократия, насмехаясь над королем, тем самым приближала собственный конец. В 1784 г. «Женитьба Фигаро» Бомарше, постановку которой запретили в Версале, была сыграна в частном театре графа де Водрейля. И монолог Фигаро из этой пьесы прозвучал как предзнаменование приближающейся революции.

«Думаете, что если вы сильный мира сего, так уж, значит, и разумом тоже сильны?.. Знатное происхождение, состояние, положение в свете, видные должности — от всего этого немудрено возгордиться! А много ли вы приложили усилий, для того чтобы достигнуть подобного благополучия? Вы дали себе труд родиться, только и всего. Вообще же говоря, вы человек довольно-таки заурядный»[57].