История Франции

Франкфуртский мир, подписанный Францией и Пруссией, передает в распоряжение Тьера свежие войска. Говорят, что Бисмарк проявил уступчивость в статье о количестве войск, которые договором позволялось иметь Франции, ради того, чтобы Тьер имел возможность подавить восстание… Правда ли это? Как бы то ни было, Коммуна создает Комитет общественного спасения, для того чтобы вести борьбу, и ставит во главе своих вооруженных сил Ярослава Домбровского — польского офицера, отличившегося во время антироссийского польского восстания в 1863 г.; после его гибели войска возглавляет старый Делеклюз. Но «в терроре ищут безопасность, которой не могут найти в силе»; и вскоре, после одобрения Коммуной декрета о заложниках, дается определение подозрительных, и начинаются расстрелы.

Двадцать первого мая ворота Отёйль открываются перед версальскими войсками, которые начинают свой безжалостный марш по столице. С 21 по 28 мая, в течение «кровавой недели», погибает от 17 тысяч до 35 тысяч человек. После боев военные советы заседают вплоть до 1875 г.; перед судом предстают 35 100 человек, осуждено 13 000, 3043 сослано. В целом население уменьшилось на 100 тысяч человек. И сколько еще оказалось в изгнании.

В Версале, похоже, верили, что революционная партия обезглавлена. Да, это было поражением, но поражением настолько же славным, как победа, потому что жестокие репрессии породили легенду.

Но во второй раз, как и в 1848 г., Республика оказалась под подозрением. Гамбетта, Жюль Ферри держались в стороне, даже Жорес проявлял осторожность. Чтобы примирить «Марсельезу» и «Интернационал», требовалось время.

ОСНОВАТЕЛИ РЕСПУБЛИКИ: ТЬЕР, ГАМБЕТТА, ЖЮЛЬ ФЕРРИ, ВИКТОР ГЮГО

Адольф Тьер, оказавшийся в июле 1870 г., при Второй империи, единственным депутатом Законодательного собрания, который просил тех, кто неистово выступал за войну против Пруссии, «на минуту задуматься», вскоре стал казаться мудрецом, который все предвидел. После отречения Наполеона III и провозглашения Республики он на выборах 8 февраля 1871 г. был избран в 27 департаментах, а затем Собранием, состоявшим из четырехсот монархистов и двухсот республиканцев, единодушно объявлен «главой исполнительной власти Французской республики… в ожидании будущего решения о государственном устройстве Франции». Либеральный журналист во времена Карла X, теоретик парламентской монархии, когда «король царствует, но не правит», затем историк Революции, Тьер при Луи Филиппе стал министром, который умел ударить и по левым, и по правым. При Наполеоне III он становится глашатаем «необходимых свобод» и предстает как умеренный республиканец, если не консерватор. Во всяком случае, обсудив во Франкфурте условия мира с Пруссией и добившись того, что Франция, которая теряла Эльзас и Лотарингию, по крайней мере, сохраняла Бельфор[138], он смог добиться ратификации этого договора Национальным собранием, несмотря на сопротивление непримиримых республиканцев во главе с Гамбеттой. Заключив с депутатами Собрания соглашение в Бордо (10 марта 1871 г.), он сумел отложить решение вопроса о будущем государственном устройстве страны до ее восстановления. И после этого, не желая замечать страданий парижан, ставших жертвами блокады, недооценивая их патриотизм и стремление к обеспечению порядка, беспощадно расправляется с Парижской коммуной.

Тьер увидел в этом восстании редкостную возможность предстать перед обществом в роли гаранта порядка, после того как он уже выступил в роли миротворца. С этого времени носителями хаоса стали монархисты, тогда как социальному строю более ничто не угрожало. Франция буржуа и Франция крестьян были успокоены и отныне готовы под эгидой Тьера пройти курс раскаяния и морального порядка, чтобы получить прощение за шалости времен Императорского праздника и в то же время — за неблагоразумную воинственную спесь. Это покаяние поощрялось деятельностью монашеских орденов, возрождением ультрамонтанства (учения о подчинении национальной Церкви власти папы), распространением или восстановлением местных культов Девы Марии, связанных с паломничествами в Лурд, Ла-Салетт или Понмэн близ Лаваля. «Со всех сторон сегодня слышен лишь шум разговоров о чудесах и пророчествах», — пишет в 1874 г. монсеньор Дюпанлу.

Но не предвещает ли то сверхъестественное, о котором все говорят, возвращение монарха? Этого боятся республиканцы, и Адольф Тьер понимает их, однако слияния двух монархических течений не происходит. Орлеанисты, наследники Луи Филиппа, соглашаются, правда, признать права Генриха, графа де Шамбора, который не имеет детей и вынужден признать своим преемником представителя Орлеанской династии. Но он фанатично предан белому знамени, «неотделимому для него от потерянной родины», — потому что, по его словам, «никакие увертки не заставят его отказаться от вечных истин». Для этого легитимиста такими «увертками» были революция 1789 г., революция 1830 г., а также и Вторая империя.