История Франции

Однако за это время Франция познала военный разгром, вражеское вторжение, поражение и режим Петэна.

После прихода Гитлера к власти в 1933 г. все французские кабинеты проводят трусливую политику. Господствующее чувство — страх; страх, переполняющий и парализующий их, но всегда вызываемый одними и теми же причинами. В начале правления фюрера и после первых нарушений Версальского договора и левым, и правым, и Блюму, и Тардье, хочется верить, что диктатор долго не продержится. После ремилитаризации Рейнской области в 1935 г. такие французы, как правый либерал Пьер Этьен Фланден, подобно англичанам, думают, что «налицо страх вступать в войну, единственной целью которой является воспрепятствовать началу другой».

После франкистского мятежа, за которым следуют успехи Народного фронта в Испании, напряженность во Франции нарастает. Для одних главный враг — это Советский Союз и его внутренний союзник, Французская компартия. Для других — нацистская Германия и фашистская Италия, поддерживающие генерала Франко. В этот момент Леон Блюм больше всего боится, как бы оказание помощи испанским республиканцам не вызвало во Франции гражданскую войну. Отчаявшись, он решается на политику невмешательства в испанские дела. Для него главную опасность представляет нацистская Германия, и ради того, чтобы финансировать перевооружение Франции, он уменьшает расходы на социальную политику в надежде умиротворить капитал. Однако его преемники, стремясь добиться доверия со стороны капитала, хотят уже умиротворить Гитлера. Ведь, по существу, для многих «лучше Гитлер, чем Блюм». Таким образом, с 1936 по 1939 г., когда масса граждан, которой Народный фронт дал надежду на лучшую жизнь, становится все более пацифистской, правящие круги, еще более разделенные, чем прежде, перед лицом угрожающей войны постепенно занимают свои традиционные позиции. Левые, еще совсем недавно, по крайней мере до 1935 г., настроенные пацифистски, считают, что надо оказывать сопротивление Гитлеру, но не посредством войны, — на ее ведение у Франции почти нет средств; их поддерживают некоторые одиночки справа, такие, как Поль Рейно и Жорж Мандель. Правые, еще недавно воинственные и непреклонные по отношению к демократической Веймарской Германии, проявляют куда большее понимание к нацистскому режиму и буквально очарованы им. О чем они мечтают? Повернуть Гитлера на Восток и направить на СССР. К ним примыкают слева люди, подобные порвавшим с компартией Жоржу Бонне, Марселю Деа, Жаку Дорио.

По мере нарастания успехов Гитлера, в числе которых аншлюс Австрии, «Стальной пакт» с Муссолини, рост могущества рейха, и в связи с ощущением неготовности Франции к войне страх правящих кругов уступает место панике. Когда судетские немцы, желая добиться присоединения к Германии, обращаются к Гитлеру, маршал Петэн бросает французскому послу в Варшаве: «Мы не можем ничего предпринять для оказания военной помощи Чехословакии». «Наша авиация будет уничтожена через четырнадцать дней», — заявляет командующий ВВС генерал Вюильмен военному министру в сентябре 1938-го. Но даже если верно то, что соотношение сил, по крайней мере в авиации, никогда не было столь неблагоприятным для Франции, как осенью 1938 г., военный фактор оказывается отнюдь не единственным из тех, что определяют французскую политику в Мюнхене и после него.

Когда весной 1938 г. требование судетских немцев получить автономию встретило отказ правительства Чехословакии, французское правительство столкнулось с первой трудностью. Дело в том, что оно подписало два договора с Прагой, согласно которым Франция была обязана оказать военную помощь чехословацкому государству в случае нападения на него третьей страны. Подобный договор с Чехословакией подписал и СССР, однако его выполнение было обусловлено выполнением франко-чехословацкого соглашения. И если председатель Совета министров Даладье был готов к оказанию сопротивления, то его министр иностранных дел Жорж Бонне выступал против любого вмешательства без поддержки Великобритании. В своей ноте от 20 июля 1938 г. он доводил до сведения своего чехословацкого коллеги в Париже, что «Франция не будет вести войну ради решения судетского вопроса; конечно, мы публично подтвердим нашу солидарность… но это должно позволить Праге найти мирное и достойное решение».