История Франции

Во время поездок и выступлений маршал заботится о собственной популярности, создает культ своей личности: дети поют о нем песни, он проявляет заботу о пленных (правда, благодаря сотрудничеству Виши с Германией на родину вернулись не многие), о крестьянах и ремесленниках, с которыми отождествляет себя. Хартия труда, которую он стремится сделать основой будущего корпоративного государства, имеет лишь частичный успех, хоть ее и поддержали такие профсоюзные деятели, как Рене Белен, освобожденные режимом от опеки со стороны политических партий, отныне запрещенных.

Один из апологетов Петэна — Рене Гийуэн, правый протестант, в конце 1941 г. считал, что «национальная революция» создала новую атмосферу, учредила авторитарное, национальное и социальное государство, поощряющее семью, патронирующее здравоохранение, заменившее классовую борьбу классовым сотрудничеством, «гармонизирующее» в сфере образования дух, тело и характер человека. Минусами «революции» он считал то, что она сбилась с пути, «желая формировать гражданские чувства молодежи согласно тоталитарной методике и ницшеанскому духу, который не соответствует французскому плюрализму и христианской цивилизации; вводя гнусное антисемитское законодательство, оставившее на новом режиме несмываемое пятно, насаждая полицейский режим, основанный на доносах, насилии и произволе. а также то, что под прикрытием борьбы с капитализмом была безмерно усилена плутократия, ставшая главной причиной крушения демократического строя».

Возвращение Лаваля в апреле 1942 г., оккупация свободной зоны после высадки союзников в Северной Африке, арест Вейгана в ноябре того же года ознаменовали ужесточение немецкого оккупационного режима и имели следствием усиление давления на правительство Виши со стороны французских фашистов — Деа, Дорио, Дарнана; ведь ни Петэн, ни Лаваль не хотели объявлять войну англичанам и американцам, пусть даже и вели ее в Тунисе.

Между тем Служба обязательного труда[197]все чаще применяет меры принуждения к молодым людям, не желающим отправляться на работы в Германию, а заключение соглашения Буске — Оберга[198] свидетельствует о все большем вмешательстве гестапо во французские дела. В июле 1943 г. в местечке Калюир арестован один из лидеров Сопротивления — Жан Мулен. Тем временем по радио — и это уже голос Филиппа Анрио, вещающего из Виши, а не Жана Эрольда Паки из оккупированного Парижа — все более яростно клеймят союзников, «которые бомбят нас, чтобы нас же освободить». Факт того, что на похороны Анрио после его казни бойцами Сопротивления летом 1944 г. пришла толпа, показывает, насколько были популярны его идеи, по крайней мере, в столице.

Режим Петэна фашизируется, и на бойцов Сопротивления, которых называют «террористами», деятели Виши возлагают ответственность за все несчастья страны.

В атмосфере гражданской войны, когда становится ясно, что высадка союзников удалась, режим охватывает страх. «Вы — нация дикарей», — говорит Петэн немцам после орадурских убийств. «Лучше уж де Голль, чем Эррио», — высказывается он, тогда как Лаваль считает наоборот. Оба проигрывают свою партию в фиктивной политике, и немцы увозят их в город Зигмаринген в Южной Германии, куда добровольно удалились Деа, Дорио и де Бринон.

Но с последними Гитлер не хочет иметь дела и даже сейчас считает, что Петэн еще может ему пригодиться.

Де Голль, Сопротивление и освобождение…

Получение поддержки от Черчилля и, что особенно важно, создание территориальной базы во Французской Экваториальной Африке, создание Национального комитета, который без всяких недомолвок будет руководить «Свободной Францией», — таковы первые результаты непреклонной деятельности де Голля. Но наряду с постоянным присутствием в мире, который понемногу начинал с ним считаться, главным для де Голля было пойти навстречу французам во Франции.

Разумеется, с момента поражения в 1940 г., радио («Отсюда, из Лондона, французы говорят с французами») постоянно побуждало их мечтать о победе союзников и о возрождении родины.

Но, хотя к началу 1942 г. подполье действовало уже довольно активно, было бы неверным говорить, что оно оказывало существенное влияние на все население.

Однако, когда Германия начинает войну против СССР, общественное мнение разделяется более четко, чем прежде. «Не только коммунисты связывают с Москвой свои надежды на освобождение… увы, — замечает субпрефект города Ле-Андели. — Другая тенденция, представленная меньшинством, — видеть в немцах, сражающихся против большевизма меньшее зло». Усиление крайних течений кладет конец внешнему единодушию французов, объединившихся вокруг маршала. Если вторые, следуя за Деа, клеймят Виши — этот «абортарий» — за нежелание более открыто встать на сторону нацистской Германии, то первые совершают все новые акты сопротивления, организуя покушения на оккупантов. Все это совершенно меняет атмосферу в оккупированной зоне.