Вооруженное восстание в ноябре 1954 г. стало неожиданностью для французских политических кругов, которые верили в миф, согласно которому Алжир был частью Франции, тремя французскими департаментами. Совместные действия «Армии национального освобождения» — АЛН (ALN), отколовшейся от МТЛД[218]
и представлявшей вооруженное крыло Фронта национального освобождения (ФНО), были названы «покушениями». Французские руководители спали: они не хотели воспринимать ни информацию о секретных складах оружия, которую им направляли полицейские службы, ни предупреждения со стороны единственных жителей метрополии, пребывавших в курсе политического проекта алжирцев, — их адвокатов, нотариусов Стиббе, Дешезеля, Вержеса. Они позабыли о резне в Сетифе в 1945 г. Хорошо понимая, что после Дьенбьенфу и пробуждения арабского мира взрывная волна независимости достигнет Туниса и Марокко, они испытывали ужас при мысли о том, что этой волной, в свою очередь, может быть захвачен и Алжир. Они предпочитали верить, что подлинные реформы сыграют свою роль. Вот только реформы не могли воплотиться в жизнь, пока колонисты и преданная им местная администрация отказывались от всяких уступок, которые могли бы ввести представителей национальных партий в политическую машину страны.«Алжирский кризис заварен в алжирском котле и алжирскими поварами. Я имею в виду, разумеется, европейцев Алжира… Честные выборы? Да оставьте нас в покое, никаких политических проблем не будет, если вы сами их не создадите». Эти слова сенатора Боржо, крупного землевладельца-колониста из Алжеруа (Алжирской области), одобряло большинство европейцев Алжира. Разумеется, коммунисты, которых было довольно много в районе Орана, имели свою точку зрения на события. По их мнению, лишь социальный вопрос требовал разрешения, но нужно было немедленно провести реформы, чтобы избежать подъема национализма. Только либералы, как в столице — Алжире, так и в Оране желали приобщить мусульман к политической жизни, сделать их гражданами в полном смысле этого слова. Они стремились найти решение алжирской проблемы, пытаясь вести диалог с националистами, коммунистами, членами профсоюзов. Но динамика их движения, например «Алжирского братства» в Оране, преодолевшего кризис 1954–1955 гг., рушится в связи с неудачным визитом Ги Молле в Алжир 6 февраля 1956 г. Этот провал послужил также причиной прекращения отношений ФНО и других националистов со всеми остальными движениями, которые они не могли контролировать.
Правительство Мендеса — Миттерана отозвало генерал-губернатора Леонара, который не смог предотвратить события ноября 1954 г. Когда в феврале 1955 г. — через три месяца после начала восстания — губернатором Алжира был назначен Жак Сустель, сложно сказать, имели ли французские власти четкие представления о том, какую политику здесь следовало проводить. Уходивший губернатор Леонар, как и его духовный учитель Кей, назначивший его на эту должность в 1951 г., был осторожен и не проявил никакой инициативы, чтобы разъяснить Парижу проблемы Алжира, разве только сообщить, что что-то затевается. Впрочем, Миттеран и сам не был особо в курсе дел: в качестве министра внутренних дел он несколько раз бывал в Алжире, например чтобы выразить поддержку жертвам землетрясения в Орлеанвиле, но он лишь провел традиционные церемонии с награждением именитых граждан, которых активисты называли «подпевалами режима». И он не был знаком с алжирскими политическими партиями: УДМА[219]
, МТЛД, АКП[220]. Леонар долго осторожничал, прежде чем решился на встречу с Ферхатом Аббасом — самым умеренным из лидеров-националистов, — так как он знал, что колонисты во главе с Боржо не простят ему этого, также, впрочем, как и Рене Мейер — весьма влиятельный министр-радикал и депутат области Константина, располагавший примерно тридцатью голосами в Париже. Тем более что с позициями бывшего МТЛД, распущенного Миттераном в ноябре 1954 г. из-за покушений, он был знаком не более, чем с позициями отколовшихся групп.