История Франции

В середине XIX в. могло показаться, что у французских женщин пропало всякое желание участвовать в различных формах общественной жизни, и для этого не понадобились ни давление, ни принуждение. Казалось, немногочисленная женская элита распалась или отказалась от этой деятельности.

Веком позже такое же расхождение наблюдалось между литературным произведением Симоны де Бовуар «Второй пол» (1949), вызванными им откликами, его воздействием в стране и за рубежом, с одной стороны, и сохраняющимся отставанием Франции в женском вопросе — с другой.

Показывая, что «женщиной не рождаются, ею становятся», де Бовуар не довольствуется требованием для женщин положения, равного положению мужчин; она указывает на различие прав и положения, существующего как из-за организации общества, так и из-за биологических различий, традиционно выдвигаемых на первый план…

Поскольку отставание Франции в женском вопросе относительно, можно спросить себя: являлось ли, если рассматривать этот вопрос в общем плане, развитие наук и медицины, их престиж источником такого представления о женской природе, которое несло новую идеологию, и закрепила ли эта идеология их статус? Врачи начала XIX в. хотели также быть демографами, моралистами, а в 1829 г. наряду с либеральной партией была создана партия гигиенистов, что свидетельствовало о желании людей науки внести свой вклад в политический и общественный порядок.

Однако врачи одновременно анализируют физическую неполноценность женщины, ее анатомию, предрасполагающую к материнству, а также ее способность кормить грудью. Они в равной степени анализируют женщину нравственную, цельную, ее красоту и пол, которые влияют на ее бытие, — то, что Руссо выразил в «Эмиле». Женские болезни, в частности неврозы, приступы истерии, вызванные либо распутством, либо фрустрацией, предопределяют мужскую манеру мыслить, обнаруживающую некоторую панику перед женской сексуальностью и оправдывающую заточение женщин в доме, поскольку их жизнь «дополняет» жизнь мужчины, который таким образом делит свое существование с «простушками». И кроме того в XIX в. слезы все более становятся уделом женщин, а мужчинам разрешалось проливать слезы лишь в чрезвычайных обстоятельствах.

В XIX в. и позднее эти установки, поддерживаемые авторитетом науки, долгое время имели решающее значение для представления женщин о самих себе (так же как и мужчин), — писала историк Ивонна Книбилер.

Однако снова можно задаться вопросом: почему подобные рассуждения во Франции, где долгое время сохранялось «отставание» в статусе женщины, имели, по-видимому, более значительные последствия, чем в Великобритании или Германии, переживших такой же расцвет науки и медицины?

Не потому ли, что во Франции, стране католической, речи Церкви перекликались с тем, что говорила медицина?

Или же это происходило потому, что с появлением во время Французской революции народного ополчения и воинской повинности, ставших постоянными при Наполеоне, а затем распространившихся на большее количество людей, слава доставалась солдатам от их предшественников: от «ворчунов» — солдат наполеоновской гвардии — до «пуалю» — солдат-фронтовиков 1914–1918 гг.? В стране, гордой своим военным прошлым, которое воплощает ее величие, женщина исключена из этого процесса.

Подобно тому что произошло в 1789–1793 гг., женщины вновь появились в общественной жизни Франции во время революции 1848 г. Шарль Фурье отмечал, что «развитие общества и смена эпох происходят вследствие продвижения женщин к свободе».

И вновь они выходят на сцену в революционных сражениях 1871 г., во время Парижской коммуны, когда революционерку Луизу Мишель выбранил социалист Прудон: для него женщина могла быть лишь домохозяйкой или куртизанкой. Точно так же считал Флобер и многие другие, и редкие политические деятели, такие, как премьер-министр Рене Вивиани или же депутат Фердинанд Бюиссон, были членами Французской лиги за права женщин.

Если идеи Жорж Санд получили такой отклик у первых социалистов, так это, вероятно, потому, что, вместо того чтобы ратовать за предоставление женщинам политических прав, она посчитала, что до этого они должны получить права гражданские, иначе успехи будут иллюзорны.

Такое положение вещей удовлетворяло тех, кто опасался влияния Церкви на избирательный корпус женщин, как о том свидетельствовала приверженность священникам, не подчинившимся закону 1790 г. о реорганизации Церкви, во время Французской революции.

Таким образом, в то время как право женщины участвовать в выборах было признано иллюзорным — «буржуазной свободой», по мнению крайне левых, — и было осуждено той самой буржуазией, которая считала, что «женщина не способна к государственным делам», избирательное право женщин стало скорее ставкой в политической игре, чем делом принципа. Определить свое отношение к статусу женщины означало поставить вопрос не о признании права, но о прогнозах поведения на выборах, писал историк Жан Люк Пиноль.