История Франции

При дворе отношения между знатью регулировались четкой системой рангов. Письма Елизаветы Шарлотты Пфальцской, которая была женой младшего брата Людовика и именовалась «Мадам», показывают, что образцом и мерилом здесь являлся сам король… Она писала 27 декабря 1713 г.: «Мой сын — это внук Франции. Внуки Франции выше рангом, чем принцы крови. Они не пользуются теми же привилегиями, что дети Франции, но при этом располагают чем-то большим, чем принцы крови. Так, мой сын сидит за одним столом с королем, в то время как принцы крови лишены этой привилегии. Он никогда не получит титула первого принца крови, потому что он не является принцем крови, будучи внуком Франции. По этой причине его положено называть “Ваше Королевское Высочество". Но к его сыну, являющемуся первым принцем крови, должно обращаться “Ваша светлость”… Нужно хорошо разбираться в условностях двора, чтобы понимать эти тонкости».

Елизавете Пфальцской была ненавистна мысль о том, что ее внучка считается рангом ниже замужних принцесс крови, и это недовольство порождало придворные интриги.

Сен-Симон поясняет эту иерархию: «Внуки Франции могут приветствовать королеву, сидеть в ее присутствии, садиться в ее карету. Принцы крови не могут себе позволить всего этого…» Так, герцог Лотарингский стремился получить право сидеть рядом с Месье, поскольку сам император позволял ему сидеть рядом с собой. Но ему удалось получить лишь разрешение сидеть за спиной старшего брата короля.

Обустройство Версальского дворца, начавшееся с садов, было поручено Андре Ленотру, который развил в своих творениях тему восхваления Короля-солнца, подобного Аполлону. В дальнейшем, когда Людовик XIV обосновался в Версале, на смену мифологическим аллегориям в интерьерах дворца пришло изображение самого короля и абсолютной власти, воплощением которой он являлся.

Вольтер: «Один только век благоприятствует гению…»

Расцвет версальского двора пришелся на 1682–1710 гг. В последние годы жизни король постарел, и сияние былого времени поблекло. После его смерти в 1715 г. регент и придворные предпочли блеск Парижа, а двор группировался вокруг философов-энциклопедистов, в то время как необыкновенно застенчивый Людовик XV удалился в Венсенский замок. Там, для собственного развлечения, он приказал слугам будить его, подражая петушиному крику…

Но в прежние времена именно версальский двор прославил «век Людовика XIV». Неповторимые черты этой эпохи описал Вольтер:

«Достойно внимания будущих времен то время, когда Людовик XIV. Конде, Тюренн, Кольбер и множество других славных мужей присутствовали при представлении трагедий Корнеля и Расина, комедий Мольера, внимали симфонии Люлли, поучения Бурдалу и Боссюэ. Не возвратится уже то время, когда герцог де Ларошфуко, творец «Максим», оставляя беседу Паскаля. шел в театр слушать героев Корнеля.

Со времен сих знаменитых творцов почти не видно великих гениев, и пред кончиною Людовика XIV казалось, природа почила от трудов своих.

Итак, ежели найдется художник, который. удачно выполнит то, что многие предпринимали, тогда последователям его уже ничего не останется. То же можно сказать и о трагическом искусстве. Не надобно думать, что великие страсти и великие чувствования могут поразительным и новым образом применяться до бесконечности. Все имеет свои пределы. И высокая комедия; ибо между людьми не найдется более двенадцати совершенно комических характеров, замеченных особою печатью. Аббат Дюбо, не имея дарований, думал, что люди с дарованиями могут находить еще множество новых характеров: надобно, чтобы природа их сотворила. Ярких цветов немного.

Церковное красноречие. подлежит той же участи. Нравственная истина, один раз красноречиво проповедованная, изображение несчастий и слабостей человеческих, суетности величия. становятся впоследствии обыкновенными: должно или подражать, или заблуждаться.

…Итак, один только век благоприятствует гению, после которого он перестает парить»[45].

МЕРКАНТИЛИЗМ КОЛЬБЕРА

Политика Жана-Батиста Кольбера представляет собой французский вариант того, что называется «меркантилизмом», принципы которого он изложил в период между 1664 и 1670 гг. «Чтобы добиться согласия в стране, государству достаточно иметь большое количество денег и понимать различие между собственным величием и могуществом». Это суждение перекликается с другим: «Всей Европой управляет не что иное, как некоторое количество денег… Нельзя увеличить доходы королевства, пока их отнимают соседние государства… Нужно привлекать капитал, сохранять его, препятствовать его вывозу из страны».