История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

— На самом деле он был королём-буржуа. Но его простота была трусливой, потому что он старался всем нравиться. Он гулял по Парижу пешком с зонтиком под мышкой, и пожимал руки, как депутат. Это производило благоприятное впечатление. Ах, это было совсем не похоже на Версаль Людовика Четырнадцатого и не тянуло на сегодняшнюю роскошь Елисейского дворца. И всё же, несмотря на кажущуюся простоту, Луи-Филипп был авторитарным типом, который мечтал о могуществе, как и все короли до него. На самом деле его зонтик был скипетром! У него были хорошие министры, такие как Тьер. Ты слышишь? Вот оно, это слово! Тьер. Мы на подступах к нашему времени. Тьер, который станет президентом Третьей республики. Во время этого правления завершилось завоевание Алжира. А в экономике произошёл небывалый взлёт: появились первые железные дороги и первые пароходы. Жизнь рабочих и крестьян заметно улучшилась. Франция стала великой средиземноморской державой, а Париж — интеллектуальной столицей Европы благодаря известным писателям, которые делали погоду в светской жизни. Как в семнадцатом веке, одним словом. От классицизма мы перешли к романтизму. Имена? Надеюсь, ты от них ахнешь: Ламартин! Виктор Гюго! Мюссе! Мериме! Бодлер! Жорж Санд и особенно, да, особенно Бальзак!

Я прерываюсь, чтобы поддеть своего внимательного ученика:

— Бальзак… Тебе говорит о чём-нибудь это имя?

— А как же, это телефонная станция! — возмущается Тучный.

— Трижды опухший! Кусок идиота! Это самый известный писатель в нашей литературе после Жоржа Сименона!

— Ах да, чего это я? — извиняется он. — Я даже припоминаю его самое известное произведение: «Ноль, ноль, ноль, один!»

— Браво, Берю! Давай вернёмся к Луи-Филиппу Последнему. Несмотря на его либеральность, как я тебе уже сказал, у него была монархическая душа. И он дал этому подтверждение. При нём имели право избирать только те граждане, которые могли заплатить налог не меньше двухсот франков (того времени). Кончилось тем, что народ возмутился и потребовал равенства для всех: и для богатых, и для бедных. Король отказал. И произошла революция 1848 года. Луи-Филипп знал, что такое революция, потому что его папа кончил на эшафоте. Он отрёкся в пользу сына, графа Парижского и по примеру своего кузена Карла Десятого спешно свалил в Англию.

Берюрье выражает удовлетворение:

— Самоходный паром, похоже, не простаивал с этими монархами. Они срывались как торговцы контрабандными галстуками, как только пахло жареным!

Затем, вновь становясь способным и внимательным учеником:

— Ты мне сказал, что он был последним королём, и ты говоришь, что он отрёкся в пользу своего отпрыска, как это понимать?

— А так, что восставшие не приняли во внимание этого графа, мой зайчик. И они провозгласили Республику. Вторую!

— Браво!

— Не радуйся. Знаешь ли ты, кого этот народ, который только что бился за своё избирательное право, выбрал президентом Второй республики?

— И кого же? — сдаётся он.

— Принца Луи-Наполеона Бонапарта, мой дорогой барон, ни больше ни меньше! Французы — они такие, их не изменишь!

— Покажи мужика!

Я переворачиваю страницу. Наполеон Третий в цвете поджидает нас со своими сальвадордалийскими усами, глазами мыслителя, который думает, что другие думают, что он думает, но при этом даже не надо думать, чтобы понять, что´ о нём думают.

— Знаю, — кратко выражается мой друг. — Я много раз видел этого бедуина. Когда я был маленьким, его физиономию я всё время видел у нас в доме на крышках от банок с печеньем.

— Много лет он мечтал о том, чтобы править Францией, и дважды пытался провозгласить себя императором, сначала в Булони, затем в Страсбурге, но государственные перевороты не делают в провинции. Склонить жителей Бекон-ле-Брюйер или Сент-Андре-лё-Газ к тому, чтобы признать вас императором, ещё не значит открыть двери в Тюильри. И тогда Луи-Наполеон взялся за дело по-другому. Он понял, что эта малая революция могла, в крайнем случае, сделать из него большого императора. При Луи-Филиппе привезли августейшие останки Августейшего, и мраморная могила во Дворце инвалидов продолжала питать людские сердца тоской по славному прошлому. Если тебя зовут Луи-Наполеон, имя Луи забывается сразу. Луи — это что-то такое, с чем можно легко расстаться! И потом наш товарищ Бонапарт, приговорённый к пожизненному заключению после неудавшихся попыток, всё же бежал из тюрьмы под видом каменщика. Во времена, когда романы Эжена Сю продавались нарасхват, это приключение ему было только на руку. Оно стало его собственным мостом Арколь. Ему было достаточно скопировать поведение своего великого образца, имитировать его совсем немного, совсем чуть-чуть! С тех пор как люди получили всеобщее избирательное право, им не нужны были воинские подвиги. Не надо было произносить фразы перед пирамидами при пятидесяти градусах в тени; достаточно было одной хорошей избирательной кампании.