История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

У него уже начала проходить неподвижность в конечностях, как вдруг его окружила орда каких-то людей со смуглой кожей и чёрными волосами. У них были разрисованы лица и грудь, и глаза пылали огнём.

Бомберюбар испугался, но, когда прибывшие остановились в нескольких метрах от него, он несколько успокоился.

«Это не испанцы», — подумал выброшенный на берег. Ни их лица, ни их наряд не были иберийскими.

Надо заметить, одинокий гребец никогда не встречал таких необычных людей. Он им улыбнулся, но туземцы оставались безучастными, и один из них, тот, что был самым разукрашенным и самым старым из всех, обратился к нему на диалекте, который был незнаком Бомберюбару.

«Наверное, я заплыл дальше Испании, — подумал он, — и оказался на африканском берегу».

Ему показалось, что краснокожий человек спрашивал его, не зовут ли его «Уго», потому что они всё время повторяли эти звуки. Потерпевший кораблекрушение попытался объясниться. Увы, это оказалось невозможным, ибо эти дикари не знали ни французского, ни английского (во всяком случае, того английского, на котором говорил Бомберюбар и которому его обучил один старый моряк с другой стороны Ламанша, капитан Берлитц). И всё же с помощью жестов ему удалось спросить, как назывался этот народ.

— Америкос! Америкос! — объяснил человек, напоминавший тумбу Мориса[93].

Затем он что-то приказал своим людям, и эти господа набросились на Бомберюбара, отвели его к столбу, который торчал из песка, и крепко привязали его к нему.

Церемония, которая за этим последовала, напоминала кошмар. Привязанный к столбу бедный отпрыск Камаре смотрел, как цветные люди плясали вокруг него в каком-то страшном танце, от которого у него кружилась голова. После многочасового веселья шеф поднял руку и произнёс несколько слов на своем гортанном диалекте. Танец прекратился. Один специалист подошел к нему с острым ножом в руке.

Бомберюбар понял, что наступил его последний час. Человек с красной кожей сейчас перережет ему горло. Он сжался, и температура его крови снизилась до нуля. Вопреки ожиданию, человек приставил лезвие не к глотке, а ко лбу.

— Шиньон! Шиньон! — завопили воины.

Лезвие вошло в волосяной покров и начало двигаться по кругу.

— Вы же меня обкорнаете! — возмутился Бомберюбар, который был не прочь покрасоваться.

Варвар оставался невозмутимым и продолжал свою работу. Кровь текла на лицо одинокого гребца. Планктон, который он съел утром, так и застрял в его желудке.

И тогда он обратился всей своей чистой душой к Пресвятой Деве Марии.

— Раз уж вы меня один раз вытащили из параши, мадам Мари, вытащите меня ещё раз, — взмолился он, — ради любви к вашему Сыну.

И Святая Дева, которая не ко всем относилась одинаково, услышала эту новую молитву. Среди краснокожих послышались крики. Они толкались и показывали руками в сторону моря, где только что появились три великолепных корабля!

Бомберюбар увидел, что на мачтах этих кораблей развевались испанские флаги. Он разволновался до глубины души. Мадам Святая Дева его услышала и послала ему на помощь корабли Изабеллы Католической, что было вполне естественным.

Всё уладилось довольно быстро. Туземцы, обращенные в бегство белыми людьми, вышедшими из чрева корабля, скрылись в зарослях, оставив на песке несколько трупов.

Моряки приблизились к пленнику и развязали его, крича что было мочи (и к тому же на испанском, что было их неотъемлемым правом):

— Капитан! Капитан! Здесь уже есть кто-то из белых!

И подошёл какой-то человек в красивом костюме из шёлка. У него были горящие глаза, и он сильно жестикулировал во время разговора.

Он обратился к пленнику (или бывшему пленнику, потому что Бомберюбара уже освободили от его пут) на итальянском, затем на испанском и, наконец, на французском.

— Кто вы? — спросил одинокий гребец.

— Моё имя Кристофо Коломбо, — ответил капитан. — Я есть итальяно, но я работать на её величество Изабелла ла Католика! Я должен был доказать, что Земля круглая, что я и сделал!

— Как это? — удивился Бомберюбар.

Капитан Колумб был из разговорчивых.

— Я отправился на запад, чтобы приплыть в Индию, — объяснил он любезно, — и вот я здесь!

— А Америка вам не подойдёт? — спросил Бомберюбар не очень вежливо.

Он убедил этого наивного и легкомысленного Христофора Колумба в том, что ни растительность, ни аборигены, с которыми он познакомился, не соответствовали тому, что было в Индии. Здесь люди были красными и называли себя америкосами.

Коломбо пожал плечами.

— Значит, я открыл Америку, и не будем об этом. — сказал он примирительным тоном.

— Весьма сожалею, — возразил одинокий гребец, — но не вы открыли Америку, господин Коломбо.

— А кто же, мадре ди Дио! — возмутился капитан, который не любил, когда ему возражали.

— Да я же! — сказал Бомберюбар. — Один. Я приплыл от бретонских берегов на обыкновенной вёсельной лодке. За такой подвиг должно быть какое-то моральное вознаграждение, логично?

Колумб сжал зубы.

— Это ещё как посмотреть, — ответил он лаконично.

— Нечего туг смотреть, — оборвал его потерпевший кораблекрушение. — Открытие зарегистрируют в ЕФО[94] по возвращении в Европу.