Во Франции были две партии, желавшие войны, но причины для этого у них были совершенно разные. Мария – Антуанетта и придворная партия, видимо, рассчитывали, что или враги страны пойдут походом на Париж и революция потерпит крах, или, по меньшей мере, военные победы французов принесут королю такую славу, что его положение станет прочнее. Жирондисты тоже были за войну. Они справедливо считали, что борьба с иностранным врагом создаст внутри страны такое движение, которое поможет им устранить монархию. Мира желали только крайние якобинцы. Им казалось, что война сделает короля диктатором и вся тяжесть этой диктатуры ляжет на низшие слои населения. «Кто страдает на войне? – писал Марат. – Не богач, а бедняк, не знатный офицер, а бедный крестьянин».
Уже было очень много признаков полного разрыва между королем и его законодателями. Законодательное собрание приняло постановление об изгнании из страны священников, которые отказались принять присягу на верность новому порядку. Король наложил на этот документ вето, и согласно конституции он имел право так поступить. Предложенный закон был, несомненно, суров, а возможно, жесток, но народ считал, что все неприсягнувшие священники – агенты мятежников. Королеву обвинили в том, что это она остановила принятие закона, и парижане стали громко ругать за это Австриячку и Мадам Вето, как они прозвали Марию-Антуанетту. Кроме того, Людовик безуспешно старался найти министров, которые были бы приемлемы для господствующих фракций Законодательного собрания и в то же время могли последовательно и твердо управлять Францией. Найти таких людей было невозможно. Если кандидат нравился большинству депутатов, он не мог всерьез поддерживать конституцию. Если он не поддерживал конституцию, он, конечно, был неприемлем для короля и позволил бы стране катиться к хаосу. Казна была в худшем состоянии, чем когда-либо. Неккер уже давно ушел в отставку, безнадежно утратив доверие. Вероятно, социальный взрыв произошел бы в любом случае, но война с другими странами ускорила его.
Пруссия быстро и своевременно заключила союз со своим старым врагом Австрией. В Вене и Берлине сильно проклинали Французскую революцию и очень беспокоились о Марии-Антуанетте. Но, правду говоря, в обеих столицах также прекрасно понимали, что Франция покончит с ней, как с угрозой для соперников. Французская армия была в самом жалком состоянии. На бумаге в ней числились 300 тысяч человек, но дисциплина ослабла. Многие офицеры были уволены или бежали из страны. Солдаты совершенно отбились от рук. Численность маневренных и боеспособных войск была не больше 82 тысяч человек. Против них герцог Брауншвейгский (известный своим военным талантом полководец Фридриха Великого) готовился двинуть намного превосходившие их числом отборные войска. К счастью для французов, союзники двигались очень медленно и, вместо того чтобы смело нанести удар по Парижу, старательно уничтожали крепости на границе. Однако французы про игрывали практически все сражения. В некоторых случаях они не просто потерпели поражение, а бежали в постыдной панике. Везде – в армиях, в провинциях, в Париже – раздался крик отчаяния: «Нас предали!» Якобинцы немедленно заявили, что придворные в Тюильри молятся, чтобы союзники вошли в Париж и привели с собой всех дворян-эмигрантов с их планами мести. Легко возникали предположения, что эти вероломные монархисты не ограничиваются в своих предательских действиях только желаниями и молитвами. Эта военная неудача уничтожила последнюю реальную возможность сохранить монархию и конституцию 1791 г.