История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

А 20 октября 1917 г. Тигр впервые предстал перед палатой депутатов и объявил им, какой будет его политика. Это была программа открытой войны как против внешних, так и против внутренних врагов. «Всех обвиняемых будет судить военный трибунал! Больше никаких пацифистских кампаний, никаких немецких интриг! Ни предательства, ни полупредательства! Война, только война!..

Мы не скуем более великую Францию, если не отдадим для этого свои жизни… [Но] однажды от Парижа до самой скромной деревни триумфальные крики будут приветствовать наши победоносные знамена, политые кровью и слезами и разорванные снарядами, величественные символы наших благородных дел. В нашей власти создать этот день, величайший день нашего народа!»

За год после того, как Клемансо вступил в свою должность, печь испытаний Франции стала в семь раз жарче. Крах сопротивления русских позволил тевтонам перебросить большое количество солдат с Восточного фронта на Западный. Казалось, что политическое положение в Англии не позволит этому государству прислать в Пикардию и Фландрию на смену прежним войскам столько новых, сколько, по словам военных экспертов, было нужно. Американские подкрепления по-прежнему не приходили из-за трудностей с их формированием и перевозкой, а из первоначально присланных американцев многие были не бойцами, а обслуживающим персоналом. Такие люди тоже были крайне необходимы, но они не могли ослабить постоянное напряжение на фронтах. Так прошла эта мрачная «зима недовольства», во время которой Людендорф, стальной и бесстрастный мозг германского Верховного командования, готовил свой великий удар. Этот удар должен был раздавить Францию и почти раздавить Англию до того, как американская помощь из обещаний превратится в реальность.

В марте 1918 г. этот ожидаемый удар был нанесен. Британская армия, побежденная численным превосходством сконцентрированных на ее участке немецких войск, была выбита из своих траншей возле Сен-Кантена. Железная дорога, которая вела напрямую из Парижа в Кале, оказалась под огнем тевтонских орудий. Амьен, столица Пикардии, подвергался обстрелам каждый день. На мгновение показалось, что весь Западный фронт вот-вот рухнет, англичане будут отброшены к морю и огромный германский клин будет вбит между ними и защитниками Парижа. Но когда судьбу фронта – уцелеет он или будет прорван – решали несколько часов, образовавшуюся щель заполнили брошенные в бой французские полки. Возле Мондидье атака тевтонов была остановлена.

Но все знали, что это был лишь первый порыв бури. С расстояния 75 миль чудовищная германская пушка, установленная в лесу Сен-Гобен, бросала двухсотфунтовые снаряды на сам Париж. Это «политическое орудие» стреляло почти наугад: оно должно было бессмысленно причинять незаслуженный вред тем, кто не участвовал в боях, и напрягать нервы уже тяжело страдавших гражданских людей. В Страстную пятницу один из его снарядов пробил сводчатый потолок церкви Сен-Жерве и убил множество коленопреклоненных женщин и детей в тот самый момент, когда священник поднимал облатку. В Париже не было паники, но настроение было невеселое. Иначе и быть не могло: немцы, вероятно, скоро должны были снова атаковать город, и многие парижане с согласия и при помощи правительства, сохраняя порядок, покинули столицу.

Но, хотя немцы и не знали об этом, их мартовская победа в Пикардии стала для них одним из самых дорогостоящих сражений за всю войну. Она наконец заставила их врагов поставить свои плохо объединенные армии под начало одного командующего. Фердинанд Фош, один из самых талантливых помощников Жоффра в битве на Марне, генерал, сочетавший научную точность великого хирурга с религиозным пылом крестоносца, встал во главе войск не только Франции, но также Британии, Америки и Италии. Теперь именно он вступил в схватку с Людендорфом и сражался с ним не напрасно.

В первые три месяца после его назначения судьба всех свободных наций и само существование Франции были в руках этого генерала, который никогда бы не смог вписать свое имя в список величайших полководцев Европы, если бы за его спиной не стоял Клемансо, придававший мужество французскому народу. Ведь Франция после четырех ужасных лет по-прежнему несла основное бремя войны на Западном фронте. Более половины тех, кто противостоял Людендорфу в марте, были французами, и, хотя их доля стала постепенно уменьшаться с прибытием американцев, до самого победоносного конца войны французы составляли 40 процентов войск.