Это был момент, когда Аттила вновь соединил под своей властью гуннские племена. Утвердившись между Тиссой и Дунаем, он наводил ужас на Восточную Империю. Энергичный образ действий императора Маркиана заставил его повернуть к Западу. Галлия, где Аэций боролся с народами, спорившими в свою очередь между собой, — показалась ему легкой и богатой добычей. Он просит у Валентиниана III руки его сестры Гонории и объявляет себя союзником Рима, явившимся в Галлию только затем, чтобы бороться с вестготами. Во главе огромных гуннских и германских полчищ он переходит в 451 году Рейн между Бингеном и Вормсом и направляется к Мецу, куда подходит 6 апреля. Он избивает его жителей и сжигает город. Париж находился в опасности. Жители хотели бежать, но одна дева, посвященная Господу, Женевьева, предсказала им, что город не подвергнется нападению. Действительно, Аттила направился на Орлеан, епископ которого, Аниан, поехал умолять Аэция о помощи. Последний явился из Италии. На его зов сошлись франки, часть бургундов, армориканцы, даже вестготы.
Аттила осадил Орлеан, быть может, даже проник в него, когда союзники напали на него. Возле города произошло жестокое сражение, в результате которого Аттила снял осаду. Второе сражение разыгралось у Мориака, в окрестностях Труа. Это была славная в летописях гибнувшей Галлии «Каталаунская битва». Она продолжалась три дня. Впоследствии рассказывали[317]
, будто ручей, пересекавший долину, переполнившись кровью, превратился в поток. Побежденный Аттила удалился в свой лагерь, готовый поджечь его в случае нужды. Уходя, он разграбил Трир, а в следующем году бросился на Италию. Галлия была спасена, но перенесенная опасность потрясла воображение населения. Рядом с Аэцием, спасителем Галлии, слава защитников страны была присвоена епископам Ауктору Мецкому, Аниану Орлеанскому, Лупу, епископу Труа, Женевьеве Парижской. Даже города, где Аттила и не проходил, создавали свои легенды.В 454 году погиб Аэций. «С ним, — говорит хронист, комит Марцеллин, — Западная Империя пала и с тех пор уже не поднималась»…
IV. Галло-римляне и варвары
Каково же было за истекшие полвека действительное состояние Галлии?
Некоторые ученые утверждали, что нашествие новых поселенцев не сопровождалось особенными насилиями, что грабежи и опустошения были только отдельными фактами. Говорить так — значит, игнорировать свидетельство современников, которые изображают свою эпоху как время ужасных испытаний и потрясений. Так, ритор Клавдий Марий Виктор в письме своем от 415 года к Саломону, аббату марсельского монастыря св. Виктора, изображает варвара, кидающегося на имения, на колонов; он оплакивает «опустошения сармата (вероятно, гота), пожары вандала, грабежи быстрого алана». Оренций, епископ Оша, который пишет между 430 и 440 годами в странах, занятых вестготами, говорит, что ни леса, ни пустыни не могут защитить население от варваров. «По бургам, деревням, городам, словом, всюду свирепствует смерть, горе, разрушение, убийство, пожары, траур. Вся Галлия пылает на одном костре»… «Где теперь, — говорит один галло-римский христианин, — богатства сильных? Тот, чья сотня плугов распахивала землю, с трудом добывает волов для обработки поля; тот, кто проезжал по городам в пышных колесницах, — истомленный, проходит усталым шагом по пустынной деревне; тот, кто обладал десятью большими кораблями, качавшимися на море, — теперь сам направляет маленькую лодочку. Деревни, города — все изменило свой вид, все стремится к скорой гибели». Еще определеннее — автор поэмы «О Провидении Божием». Он пишет тогда, когда Галлия «уже десять лет находится под готским и вандальским мечом». Все опустошено, варвары избивают женщин, детей, стариков, знать и плебеев, готы занимают виллы, похищают деньги, делит драгоценности между своими женщинами. Они выпивают вино, уводят стада, жгут дома. Церкви разрушены пожарами, священные сосуды осквернены. Епископы несут те же испытания, что и паства: их бичуют, и жгут, заключают в оковы. Автор нашего трактата описывает себя «покрытого пылью, обремененного ношей, идущего с трудом среди готских повозок и оружия, рядом с епископом, изгнанным из сожженного города». Он сознает все значение этого нашествия и гибель родины. «Когда образ дымящейся родины представляется нам, и мы вспоминаем все, что погибло, — печаль крушит нас, и лица наши орошаются слезами, которых мы не можем удержать». Историк не имеет права не внимать этим горьким, все повторяющимся жалобам, которые в таком изобилии подтверждаются фактами[318]
.Когда новые пришельцы утвердились на земле Галлии, их отношения к прежнему населению приняли иной характер. Нужно было отвести им определенное место на земле и приступить к разделу. В разных местах хронисты сообщают об округах, которые отведены были варварам в Галлии, «при разделе с местными жителями». Точные документы от V века сообщают нам основания этого раздела, принятые у вестготов и бургундов[319]
.