Читаем История Франции в раннее Средневековье полностью

Город-civitas включал собственно граждан — cives и поселившихся в нем чужестранцев-обывателей — incolae, которые делили обязанности первых, но были лишены их прав. Мы не отмечаем в ряду политических прав муниципальных граждан — права подачи голоса в комициях. В богатом эпиграфическом материале Галлии нет ни одного намека на существование народного муниципального собрания[95]. Это не должно удивлять нас, если мы вспомним, что Рим повсюду в Галлии опирался на местную знать; понятно, что он не рисковал раздражать ее, давая низшим классам такое влияние на политическую жизнь, какого они не имели до завоевания. Единственным политическим собранием в галло-римских городах был муниципальный сенат или совет декурионов (curia), который избирал магистратов. Такой порядок постепенно утверждался и в остальной Империи.

Муниципальные магистраты, как и в Риме, назначаются на год по два на каждую магистратуру, облекаются теми же атрибутами, носят те же имена, кроме только двух высших, именующихся дуумвирами, а не консулами, чтобы не принижать величия этого имени. Впрочем, подобно консулам, они имеют курульное кресло, носят окаймленную пурпуром тунику — лантиклаву и вышитую тогу — претексту, предшествуются ликторами со связкой прутьев, но без топора — символа верховного imperium'a, которого у них не было. Ниже дуумвиров стоят два эдила и два квестора. Квесторы заведуют муниципальной казной. Это — простые финансовые агенты, не обладающие юстицией, которая составляет неотъемлемую принадлежность магистратуры в собственном смысле. Иное дело эдилы, на которых можно смотреть как на младших товарищей дуумвиров, составляющих вместе с ними кватуорвират. В их заведовании находятся рынки, припасы, игры, хлебные раздачи[96].

Главная функция муниципальных магистратов, как это видно из их титула, duumviri iure dicendo (дуумвиры правоведы), была судебная. Если верить юрисконсультам конца II и начала III века, их юрисдикция была очень ограниченной: она сводилась в уголовных делах к предварительному следствию и к чисто полицейским функциям, и даже по отношению к рабам им давались ограниченные карательные права; в гражданских делах судебная компетенция их ограничивалась лишь мировой юстицией, а тяжбы разбирались ими лишь незначительные и только при условии согласия сторон. Возможно, что не всегда бывало так, особенно в свободных и союзных городах[97]. Дуумвиры следовали правилам римской процедуры. Они назначали судей, как видно по одной Нарбоннской надписи (см. гл. 1, § 4).

Дуумвиры имели в руках и верховное заведование муниципальными финансами, доходами и расходами. Город получает доходы от своей недвижимой собственности, сданной в аренду, на время или навсегда, от пошлин, штрафов, если они разрешены государством, от податей, которыми облагались граждане в пользу общины, от добровольных или обязательных пожертвований частных лиц и магистратов. Из этих средств он покрывает свои обычные и чрезвычайные расходы: содержание зданий и дорог, издержки на культ, на игры, на школы, находившиеся, как увидим[98], на иждивении муниципалитета, расходы по посылке депутаций к императору и по выдаче почетных наград. В Ниме и Вьенне рядом с duumviri iuridicundo стоять duumviri aerarii или ab aerario, заведовавшие финансами и составлявшие с первыми кватуорвират. Только во Вьенне мы встречаем трех хранителей недвижимого имущества города — triumviri locorum publicorum persequendorum.

Дуумвиры наблюдают за общественным порядком. Для этой цели они имеют в распоряжении штат помощников и рабов. Но в случае нужды, с разрешения совета декурионов, они могут вооружить жителей, для каковой цели они облечены военными полномочиями в пределах их территории и в границах их компетенции. Этим и объясняется существование военных складов и арсеналов в большом числе галльских городов во время смут, связанных с падением Нерона.

«Римский мир», блага которого живо чувствовало население, был, однако, лишь относительным, ценным преимущественно по сравнению с прошлым. Он положил конец местным войнам, но пиратство и разбой продолжали свирепствовать на Средиземном море, в Альпах и в Юре. Защищаясь от них, города принимали меры, разнообразие которых свидетельствует о широкой инициативе, предоставленной им центральной властью в области охраны безопасности на местах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее