История Франции в раннее Средневековье

Простые поселения — вики получают не меньше благодеяний. Фламен Вьенны воздвигает в Эксе, в Савойе, храм роскошной архитектуры. Одно важное лицо из Нионской колонии (в Швейцарии) устраивает в Женеву большие бассейны для пользы и удовольствия жителей. Соревнование заражает и частных лиц. Одно такое частное лицо дарит вику Аннеси прекрасную водяную машину-часы, вместе с рабом, который ее пускает в ход. Один вольноотпущенник возводит для женевцев триумфальную арку, посвященную Юпитеру. Часты пожалования по завещанию. Прекрасный мост Сен-Шама в Буш-дю-Рон является таким посмертным даром. Один военный, вероятно, родом из Везона, закинутый судьбою вдаль от родины, оставил своим согражданам крупную сумму для постройки облицованного мрамором портика у входа в публичные бани.

Не одним тщеславием объясняется такая щедрость. Тут чувствуется и глубокая привязанность к родному городу. Он остался единственным отечеством для своих сынов. Империя была слишком обширна и разнообразна, чтобы воплотить эту идею. Она была идеальным отечеством для культурного духа; город был реальным, материальным, осязаемым. Это чувствуется в стихах бордосского поэта Авзония. Несомненно, тяготы, которые он налагал, казались часто нелегкими. Магистратуры, со всем тем, чего они стоили, устрашали менее богатых, менее бескорыстных. Но такое настроение стало общим лишь с III века, когда увеличение податного бремени совпало с уменьшением общественного благосостояния.

Декурионы составляли аристократию крупных собственников. Ниже стоял плебс, состоявший из купцов, промышленников, ремесленников. Из этой массы под действием императорского культа выделилось нечто вроде «буржуазной аристократии». Это как бы последняя ступень самого культа и вместе с тем очень любопытное его социально-политическое следствие.

Божество Августа имело многочисленных почитателей в низших классах. В них не было по отношению к основателю Империи того раздражения, которое питала высшая знать. Они были ему благодарны за мир, обеспечивавший возможность труда. Поклонники этого бога вступали в ассоциации; отсюда и вышел институт августалов.

Вышеупомянутая уже нарбоннская надпись[113] сообщает нам, что в 11 году по P. X., когда Август открыл юдикатуру плебсу, последний решил воздвигнуть на Форуме храм императору и избрать 6 плебеев, которые должны были приносить жертвы на свой счет и раздавать фимиам и вино народу, чтобы он мог принять участие в этом культе. Подобные же манифестации происходили и в других местах, вызванные иногда, как и в Нарбонне, специальным поводом, а чаще всего — одушевлением населения или соревнованием между городами.

Вмешательство муниципальных властей, направляемое и регулируемое центральным правительством, преобразует в публичную функцию жречество, вышедшее из народной инициативы. Seviri augustales (августальные севиры) — шесть служителей августова алтаря — получали от совета декурионов важные отличия: почетное место на общественных трапезах и на играх, далее, принадлежавшее только высшим магистратам право носить претексту и быть сопровождаемым двумя ликторами с фасками. Служение севиров было годовым, но они сохраняли навсегда свои отличия, кроме фасков, и назывались потом seviri perpetui (пожизненные севиры), sevirales augustales (августальные севиралы) (последнее — в Галлии).

Так создался и рос, пополняемый ежегодно присоединением шести новых членов, орден августалов. Принимая те преимущества, какие могли ему дать публичные власти муниципия, он тем самым становился под их опеку. В общем он не имел автономии. Лишь в некоторых городах (в Ниме, Арле, Эксе, Марселе, Фрежюсе, Антибе, Лионе) августалы прибавляют к своему имени эпитет corporati, означающий, что они имеют некоторые корпоративные права: общую кассу и право избрания лиц, заведовавших ею. Но назначение севиров остается в руках декурионов, от которых, стало быть, зависит и пополнение самого августальства. Итак, августалы никогда не составляют настоящей корпорации: зато они составляют ordo, т. е. сословие, важную ступень социальной иерархии, высшую цель для тех, чье честолюбие не может метить выше.

Успех этого учреждения опирался в особенности на вольноотпущенников. Правда, в Нарбонне в 11 году трое из севиров были ingenui (свободными) и даже римскими всадниками. Но не для таких людей создано было августальство: они могли рассчитывать на декурионат, чему не мешало их звание купцов, и активный севират был для них только переходной ступенью; почетный же севират был бы для них мертвой точкой в их карьере. Иное дело отпущенники, которые, по своей численности, промышленной деятельности и богатству, занимали важное место в городе, но которых рождение отстраняло от курии. Вознаграждением за это лишение для них являлись почести, связанные с августальством, возможность фигурировать в официальном мире тотчас вслед за декурионами, и если не сам титул, то «украшения» декурионата.