Читаем История Франции полностью

5. После смерти Эбера и Дантона Робеспьер оказался единовластным хозяином Франции. Исполнительный состав Комитета общественного спасения пасовал перед диктатором, в котором воплотились террор и добродетель, «добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель беспомощна». Несмотря на неограниченную власть, в каждом человеке, который не гнул перед ним спину, он видел врага. В Революционном трибунале, для установления «царства вечной справедливости», для «очищения душ и возвеличивания сердец», он требовал голов, голов и еще раз голов. «Если тесно сталкиваешься с людьми, то начинаешь испытывать желание всех поубивать». Епископы, верующие, атеисты, роялисты, республиканцы, девственницы из Вердена и откупщики – все погибали на гильотине. На похоронных телегах громоздились трупы маленьких девочек и восьмидесятилетних старух. Целые семьи расплачивались за побег в эмиграцию одного или двух родственников. 4 термидора старая жена маршала де Ноайль была обезглавлена вместе со своей невесткой, герцогиней д’Авен, и внучкой, виконтессой де Ноайль. За несколько дней до этого на эшафоте погибли ее деверь и золовка (маршал и герцогиня де Муши). Примерно в это же время Шатобриан, находясь в Англии, узнал, что Революционный трибунал только что отправил на казнь «Мальзерба; его дочь, госпожу президента де Розанбо, его внуков; графа и графиню Шатобриан. Они приняли смерть на одном и том же эшафоте». Все, кто мыслил, все, в ком сохранялись остатки морального мужества, находились в тюрьме. Более 10 тыс. невиновных были обвинены, то есть осуждены. Однако Робеспьер с большой помпой провел на Марсовом поле празднование в честь Верховного существа. Хор из Оперы исполнил «Отец Вселенной, Высший разум…». Робеспьер прочел проповедь. Во время этой странной церемонии трудно было понять, совершает ли он службу или сам является идолом. Конвент, разучившийся протестовать, бормотал что-то невнятное. Фуше, хотя и выпускник коллежа ораторианцев, но сделавший карьеру как атеист, на собрании у якобинцев высказался о Верховном существе и о Робеспьере в выражениях невнятных и неприязненных. С этого дня Робеспьер поклялся погубить Фуше. Он вынудил его защищаться. Однако побуждать Фуше к действиям было опасно, но еще опаснее было заставлять его искать союзников среди членов собрания. С тех пор как Робеспьер потребовал права обвинять депутатов без одобрения Конвента, его члены дрожали от страха. Из малодушия Конвент позволил обезглавить Францию. Из малодушия Конвент готов был обезглавить и Робеспьера. Ничто не оправдывало теперь террора. Республиканские армии и особенно армия департамента Самбра-и-Маас одерживали победу за победой. Сен-Жюст, чувствуя, что опасность составляла основную силу Комитета общественного спасения, потребовал у Барера «больше не выводить их из себя»! Но Барер еще яростнее продолжал их обвинять. Комитет общественного спасения тоже устал от «неподкупного».


Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология