История французской революции. От первых дней до Директории

Дюмурье, принявший командование войсками Лафайета после отпадения последнего, стоял далеко на севере; все боялись, что герцогу Брауншвейгскому удастся перейти Аргонны прежде, чем Дюмурье успеет стать между Парижем и пруссаками. Но Карл-Вильгельм-Фердинанд Брауншвейгский был методический и медлительный стратег старой школы; он подвигался вперед столь медленно, что Дюмурье форсированными маршами удалось предупредить его, смелым маневром достигнуть Аргонн и занять переходы через них. Французский генерал считал уже дело выигранным и писал военному министру Серванну: «Верден взят, но я выжидаю пруссаков. Переход через Аргонны – это французские Фермопилы, но я буду счастливее Леонида».

Однако достигнутые, таким образом, выгодные позиции отчасти были снова потеряны, так как решительный Клерфэ со своими австрийцами и эмигрантами взял один из проходов через Аргонны. Тем не менее путь на Париж оставался занятым Дюмурье, и без битвы пруссаки не могли дойти до Парижа. Дюмурье в полной боевой готовности стал у Сен-Менеула. Теперь он был бы вынужден принять бой. Но герцог Брауншвейгский уклонялся от боя, и это было очень приятно Дюмурье, которому исход битвы представлялся столь же сомнительным, как и герцогу. Дюмурье хотел только остановить наступление пруссаков и задержать их до зимы в Шампани. От непрерывных дождей эта страна зимой превращается в болото; илистая меловая почва и глубокая грязь приносят болезнь людям, не привыкшим к этому климату. В то же время он начал переговоры, обманывая пруссаков обещанием помочь им в восстановлении королевской власти. Может быть, он это и серьезно думал, но пока что ему важно было выиграть время.

Пруссаки, чтоб не терять напрасно времени, напали между тем на один из корпусов Дюмурье, стоявший при Вальми под начальством генерала Келлермана. Келлерман занял высоты Вальми, и пруссаки направили на эту позицию сильный орудийный огонь. Французская артиллерия отвечала с такой же силой, и герцог Брауншвейгский по настоянию находившегося при армии прусского короля решил взять штурмом высоты Вальми. Келлерман, убедившись, что пруссаки наступают, построил спою пехоту плотными колоннами и отдал приказание остановить огонь, подпустить врага и ударить потом в штыки. Надев свою шляпу на шпагу, он закричал громким голосом: «Да здравствует народ!» Это слово пришлось кстати; оно было подхвачено воодушевленными защитниками республики и шумно прокатилось по рядам французской армии.

Пруссаки дрогнули; французы же бросились в штыки и энергично отбросили наступавшего противника. Затем канонада началась с еще большей силой. «Из пушек стреляли так, как будто это была стрельба взводами», – говорил находившийся при прусской армии Гёте. Под прикрытием своей артиллерии пруссаки отступили. Прусская граната ударила в это время во французский пороховой ящик и взорвала его на воздух; это нарушило немного боевой порядок французских рядов как раз в тот момент, когда Клерфэ со своими австрийцами начинал атаку. Но привыкшие уже к огню французы быстро оправились и выдержали натиск. Канонада продолжалась еще до вечера. И с той и с другой стороны было выпущено до 1000 зарядов. Французы потеряли около 700 человек, пруссаки и австрийцы – несколькими сотнями больше.

Сама по себе канонада при Вальми не имела значения, но последствия ее были неисчислимы. Здесь под огнем неприятельских орудий республика получила боевое крещение. Молодые солдаты республиканской Франции оказали неприятелю сопротивление, достойное привыкших к войне ветеранов. Могучий клик – «Да здравствует народ!» – был выражением их воодушевления и презрения к смерти. Канонада при Вальми имела для Франции такое же значение, как победоносная битва.

Войска остались на тех же позициях; Дюмурье продолжал свои переговоры, и, наконец, пруссаки подверглись всем невзгодам зимы в негостеприимной Шампани. Заразные болезни стали косить прусские полки, и через 10 дней после стычки при Вальми герцог Брауншвейгский начал отступление к Рейну, а Клерфэ направился на север. Лонгви и Верден снова перешли к французам.

Келлерман, немец из Франконии, получивший впоследствии от Наполеона титул герцога Вальмийского, гордился этой канонадой больше, чем всеми другими своими военными подвигами.

Париж был спасен от вторжения союзников. Прусские и австрийские юнкера, готовившиеся 20 сентября, как выражается Гёте, «поджарить и съесть всех французов», были ошеломлены: «Дело осталось так, как будто ничего и не было». Они не могли понять такого исхода и в вечер после стычки молча сидели у сторожевого огня. Только один человек среди них понял всемирно-историческое значение этого момента. Когда Гёте спросили, что он думает по поводу этих событий, он сказал: «Здесь сегодня началась новая эпоха всемирной истории, и вы можете сказать, что вы были при этом».

Веймарский философ понял, о чем говорили пушки при Вальми.