История Французской революции: пути познания

Печальный для Лукина исход голосования едва ли можно объяснить сугубо политическими мотивами. Хотя многие члены Академии и не испытывали симпатий к советской власти, это не помешало им на тех же выборах принять в число академиков Н. И. Бухарина, Д. Б. Рязанова и М. Н. Покровского. По-видимому, решающую роль в неудаче Лукина сыграли все же чисто научные соображения. Успешно работая в жанре политической публицистики, учебной и научно-популярной литературы, он имел, как мы уже могли убедиться, достаточно скромные заслуги в сфере собственно научных исследований. Для сравнения заметим, что у того же М. Н. Покровского в активе были такие написанные еще в дореволюционный период труды, как пятитомная «Русская история с древнейших времен» (1910 — 1913) и «Очерк русской культуры» (1915 - 1918), а, например, избранный в академики двумя годами ранее Е. В. Тарле вообще был автором целой серии фундаментальных исследований, принесших ему широкое международное признание: «Рабочий класс во Франции в эпоху революции» (1901 - 1911), «Континентальная блокада» (1913) и др. Неудивительно, что на этом фоне научные достижения Н. М. Лукина смотрелись не настолько убедительно, чтобы принести ему искомое звание. Тем не менее партийные органы расценили итоги голосования как политический афронт и вынудили Академию через несколько дней провести повторное заседание, на котором все три ранее забаллотированные кандидатуры были приняты в академики. Таким образом, и в данном случае идейно - политическое значение деятельности Лукина оказалось весомее ее научного содержания.

Инцидент с выборами повлек за собой массированную атаку коммунистического режима на ученых старой формации. Сигналом к ней стал призыв Покровского, прозвучавший уже в апреле 1929 г: «Надо переходить в наступление на всех научных фронтах. Период мирного сожительства с наукой буржуазной изжит до конца»[265]. Летом того же года была развернута кадровая «чистка» Академии, сопровождавшаяся массовыми увольнениями ее сотрудников, а осенью начались аресты ученых в рамках сфабрикованного ОГПУ «академического дела»[266]. Всего по этому «делу» проходило 115 человек[267], в числе которых были такие видные специалисты по Новой истории Франции, как Е. В. Тарле и В. А. Бутенко.

Репрессии сопровождались мощной идеологической кампанией, в которой ведущую роль играла новая, «красная профессура», составлявшая костяк Общества историков-марксистов. Именно ее силами в Москве и Ленинграде были организованы научные совещания по осуждению взглядов «буржуазных историков». В своих выступлениях, которые затем были широко растиражированы[268], участники обоих заседаний ставили себе целью «разоблачение целого ряда буржуазно-исторических концепций, особенно концепций тех историков, которые оказались связанными с контрреволюционными и вредительскими организациями»[269]. Причем если в Ленинграде изобличали в основном арестованных академиков С. Ф. Платонова и Е. В. Тарле, то в Москве «разоблачению» наряду с Тарле подверглись такие представители «русской школы» истории Запада, как Н. И. Кареев, В. П. Бузескул, Р. Ю. Виппер и Д. М. Петрушевский, против которых репрессивные органы никаких обвинений не выдвигали. Дирижером московского совещания стал Н. М. Лукин, а в числе выступавших были его ученики Р. А. Авербух, В. М. Далин и Н. П. Фрейберг.

Не буду подробно останавливаться здесь на теме разгрома «русской школы» историков Запада: этот сюжет уже не раз затрагивался в новейших работах отечественных авторов[270]. Однако, поскольку речь у нас идет об особенностях исследовательского почерка Лукина, обращу внимание на те профессиональные требования к советским историкам, которые он сформулировал во вступительном слове на указанном совещании: «...Признание диалектического материализма как единственно правильной философской теории [курсив мой. - А. Ч.] и умение применять диалектический метод в своей специальной области является обязательным для всякого историка, претендующего называться марксистом»[271]. Подобный догматизм, превращавший марксизм из научной методологии в символ веры, носил жестко императивный характер, ведь «каждого антимарксиста приходится рассматривать как потенциального вредителя», - напоминал Лукин формулировку одного из принятых незадолго до того постановлений Общества историков-марксистов[272].