- Горе красивой женщины в моих глазах всегда удваивает ее прелесть, сказал бедный капитан, по правде сказать, частенько бывавший в таком состоянии, когда в, глазах начинает двоиться; но все же тут ему поневоле пришлось вернуться к прерванной нити своего повествования. - Я приступил к делу, - сказал мистер Стиль, - и рассказал твоей госпоже то, о чем известно всему свету и что признается даже противной стороной: что ты пытался встать между обоими лордами и принять на себя ссору, затеянную твоим покровителем. Я пересказал ей всеобщие похвалы твоему рыцарскому духу, и особо мнение лорда Мохэна по этому поводу. Мне казалось, что вдова слушает с интересом, и ее глаза - никогда не видал такой синевы, Гарри! - раз или два устремлялись прямо на меня. Но, дав поговорить некоторое время об этом предмете, она вдруг прервала меня горестным воплем. "Великий боже! - воскликнула она. Как бы я хотела, сэр, никогда не слышать этих слов "рыцарский дух", произнесенных вами, никогда не знать, что они означают. Если б мир не знал этих слов, быть может, милорд и сейчас был бы с нами, мой дом не покинуло бы счастье, у моего сына был бы отец. То, что вы, мужчины, зовете "рыцарским духом", вошло в мой дом и увлекло моего супруга навстречу беспощадной шпаге убийцы. Нехорошо, сэр, говорить такие слова христианке, обездоленной матери двух сирот, чья жизнь текла мирно в счастливо, покуда не вмешался в нее свет - безнравственный, безбожный свет, где принято проливать кровь невинного, а виновного отпускать на все четыре стороны".
- Когда удрученная леди произносила эти слова, - говорил Дик Стиль, казалось, она была более полна гнева, нежели горя. "Справедливость! страстно воскликнула она, и глаза и щеки у нее запылали. - Какою справедливостью вознаградит свет вдову за утрату мужа, детей за гибель отца? А ведь злодей, совершивший убийство, не понес даже наказания. Совесть! Какая может быть совесть у того, кто способен вкрасться к другу в дом, нашептывать лживые, оскорбительные речи женщине, которая не сделала ему ничего дурного, и пронзить шпагой благородное сердце, доверившееся ему? Лорд - лорд Злодей, лорд Подлец, лорд Убийца - предстает перед судом своих равных, и они, лишь слегка пожурив его, снова отпускают в свет преследовать женщин похотью и коварством и убивать доверчивых и гостеприимных друзей. В тот самый день, когда лорд - лорд Убийца (я никогда не произнесу его имени) - получил свободу, на Тайберне казнили женщину, укравшую фунт мяса в лавке. А вот жизнь друга вли честь женщины можно похитить, не опасаясь кары! Я беру своих детей, бросаюсь к подножию трона и на коленях умоляю о возмездии, - и король отказывает мне. Король! Для меня он не король и никогда не будет им. Он сам похитил трон у своего отца, законного короля - и это сошло ему с рук, как всем, кто силен!"
- Тут я решил заговорить о тебе, - продолжал мистер Стиль, - и возразил ей такими словами: "Сударыня, есть все же один человек, который готов был грудью защитить вашего супруга от шпаги милорда Мохэна. Ваш бедный молодой кузен, Гарри Эсмонд, говорил мне, что он пытался отвести ссору на себя".
"Так, значит, это он прислал вас ко мне? - спросила леди (так продолжал свой рассказ мистер Стиль), поднимаясь со своего места и принимая строгий и величественный вид. - Я полагала, что вы явились по поручению принцессы. Я была у мистера Эсмонда в тюрьме и простилась с ним. Он принес несчастье моему дому. Лучше бы ему никогда не входить туда".
"Сударыня, сударыня, его не за что осуждать", - возразил я.
"Разве вы слышали от меня слова осуждения, сэр? - спросила вдова. Если это он послал вас, скажите ему, что я, - лицо ее было теперь очень бледно, и голос то и дело прерывался, - что я испрашивала совета там, где никому нет отказа, и что мое решение - расстаться с ним и никогда более не видеться. Наша встреча в тюрьме была последней, по крайней мере, на долгие годы. Быть может, когда-нибудь, много лет спустя, - когда слезами? молитвами и раскаянием очистятся наши грешные души и нам будет даровано прощение, мы встретимся снова, но не ранее. Я не в силах видеть его после того, что произошло. Пусть он будет счастлив, сэр, но пусть он будет счастлив вдали от нас; и если он действительно питает к нам туте чувства, о которых он говорит, я прошу, чтобы он доказал это, подчинившись моему желанию".
"Ваш суровый приговор, сударыня, разобьет сердце моему молодому другу", - сказал мистер Стиль.