Отношение военной администрации к этому взрыву насилия было непоследовательным. С одной стороны, генералитет поддерживал радикальные действия против Польши. Соглашения о создании целевых групп были заключены генеральным квартирмейстером армии с начальником полиции безопасности Гейдрихом. В то же время, однако, у руководства вооруженных сил имелись явные сомнения относительно такой формы оккупационной политики. Например, майор Гельмут Штифф писал своей жене в ноябре 1939 года: «Самая воспаленная фантазия пропагандистов зверств не может сравниться с тем, что там творит организованная банда убийц, грабителей и мародеров, предположительно пользующихся высочайшей терпимостью». Главнокомандующий Восточным фронтом генерал-полковник Бласковиц даже открыто выразил свои возражения командованию вермахта: «Абсурдно убивать какие-то десять тысяч евреев и поляков, как это происходит в настоящее время; ведь с учетом массы населения это не уничтожит ни евреев, ни идею польской государственности». Бласковиц также отметил динамику, обусловленную соответствующими приказами руководства: «Когда высокопоставленные чиновники СС и полиции требуют актов насилия и жестокости и публично их восхваляют, то в течение очень непродолжительного времени во власти остаются только жестокие люди. Единомышленники и люди с больным характером удивительно быстро собираются вместе, чтобы дать волю своим животным и патологическим инстинктам, как это происходит в Польше. Сдержать их практически невозможно, потому что они справедливо считают, что власть дает им право на любую жестокость»[7]
.Однако такие возражения касались только эксцессов со стороны полицейских подразделений, а не регулярных войск. Более того, протесты не были поддержаны руководством вермахта в лице Франца Гальдера, начальника Генерального штаба, и Вальтера фон Браухича, главнокомандующего сухопутными войсками, а потому остались практически без последствий. Напротив, чтобы иметь возможность продолжать варварскую этническую политику без возражений со стороны военных, считавшихся «слишком мягкотелыми» для «польской миссии», в конце октября польские территории были выведены из-под юрисдикции вермахта и переданы в ведение немецкой гражданской администрации[8]
.Уже в конце сентября Гитлер объяснил свои представления о будущей структуре польских территорий: «Он хотел разделить определенную сейчас территорию на три полосы: 1. Между Вислой и Бугом: все еврейство (также вывезенное с территории рейха) и все почему-либо считающиеся ненадежными элементы. На Висле – неприступная восточная стена, еще более прочная, чем на западе. 2. На предыдущей границе – широкая полоса германизации и колонизации <…>. 3. Между ними – польское государство. Удастся ли спустя десятилетия продвинуть пояс поселений вперед, покажет только время»[9]
.6 октября 1939 года Гитлер также объявил в рейхстаге о «новом порядке этнических отношений» на оккупированной немцами территории[10]
. Вначале это касалось обмена населением между Германией и Советским Союзом, который был согласован с Советским Союзом в конце сентября. Немецкоязычные меньшинства из оккупированных к тому времени СССР восточных районов Польши должны были быть полностью переселены на запад. Для них должно было быть освобождено место на аннексированных Германией западных польских территориях путем переселения большей части проживавшего там польского населения на восток. Таким образом, в начале октября оккупированная Германией польская территория была разделена на две примерно равные части. Западные области с населением около десяти миллионов человек были присоединены к рейху в качестве рейхсгау Вартеланд и рейхсгау Данциг – Западная Пруссия; Восточная Верхняя Силезия была присоединена к провинции Силезия, а районы к северу от Варшавы – к провинции Восточная Пруссия.Другая, восточная половина с населением около двенадцати миллионов человек была передана под управление Германии под названием «Генерал-губернаторство»; Варшава, таким образом, находилась всего в нескольких километрах от границы нового рейха. «Остаточное» Польское государство лишилось всех важных промышленных районов; будучи чисто аграрным государством, оно должно было поставлять рабочую силу для использования в рейхе и управлялось германским «правительством» во главе с юристом Гансом Франком, который никоим образом не стремился действовать в соответствии с общепринятыми стандартами оккупационной политики. «Решающим фактором для деятельности правительства в Генерал-губернаторстве, – объяснял он в самом начале, – была воля фюрера, чтобы эта область стала первой колониальной территорией немецкой нации. Генерал-губернаторство должно действовать исходя из интересов немецкой нации»[11]
.