Читаем История Германии в ХХ веке. Том II полностью

Но это было больше, чем просто обмен «материальных» ценностей на «постматериальные» в обществе, в котором большинство населения теперь было базово обеспечено. Сокращение рабочего времени и увеличивавшаяся занятость жен изменили условия традиционной модели семьи. Улучшение образования, уменьшение физически тяжелой и увеличение интеллектуальной работы также изменили ролевую модель мужчин. Промышленное предприятие как прежний главный жизненный ориентир начало терять свое значение, как и социалистическая и католическая социальная среда, которая разрушалась с 1950‑х годов. Попытки государства нормировать частную жизнь все чаще наталкивались на критику и неприятие. Теперь и в ФРГ начались процессы либерализации, прошедшие ранее в других странах Западной Европы и США, где переход к обществу услуг был осуществлен за несколько лет до этого[46].

Сначала этот процесс происходил в основном в среде молодых людей с высшим образованием, но с середины 1960‑х годов он быстро вышел за ее пределы. Однако традиционные ориентации ни в коем случае не были преодолены или маргинализированы. Напротив, оба образа жизни и системы ценностей, как традиционная так и современная, в течение многих лет существовали рядом в многочисленных дифференцированных формах и составляли основу того длительного культурного конфликта, который с тех пор проявлялся, прежде всего, как конфликт поколений между молодыми и пожилыми, а также как политический конфликт между либеральным и консервативным, причем классификация здесь не всегда была однозначной.

Главным вопросом стало взаимоотношение между государством и личностью – как в вопросах участия в общественных делах, так и особенно в сфере семьи, образования и сексуальности, которые государство регулировало многочисленными нормативными актами. В школьном воспитании над традиционными методами обучения, основанными на авторитете и послушании, все больше преобладали подчеркнуто либеральные методы, направленные на участие и консенсус. Авторитет, не легитимированный результатами деятельности, потерял важность и убедительность. Телесные наказания, запрещенные с 1950‑х годов, исчезли из школьной практики – а вместе с ними и ранее широко распространенное одобрение: в 1959 году две трети граждан ФРГ все еще поддерживали базовое разрешение телесных наказаний, в 1971 году – только 41 процент, а в 1974 году – 26 процентов. Напротив, в 1974 году с тем, что целью воспитания должны быть «независимость и свобода воли», согласились 53 процента всего населения, а среди выпускников средних школ – 91 процент[47].

Особое значение в этом контексте приобрела сексуальность. Традиционные представления о «моральном законе» предусматривали строгие, карательные нормы, особенно в сфере гендерных отношений и сексуальности: например, принцип вины при разводе, ограниченная правоспособность жен, запрет на гомосексуализм по обоюдному согласию среди взрослых. Многие теперь реагировали на такие правила протестом или, что более эффективно, игнорированием. Регулирование сексуальности больше не рассматривалось как основа социального порядка; скорее, на первый план выходили личное счастье и наслаждение жизнью. Не ориентация на интересы народа и государства, а свободное развитие личности стало руководящей социальной ценностью. Давление общественного мнения усилилось, и с середины 1960‑х годов здесь были проведены фундаментальные изменения: после крупной реформы уголовного законодательства 1969 года сексуальность стала в основном частным делом, а также была декриминализована гомосексуальность. С 1966 года в школах преподается половое воспитание. С помощью противозачаточных таблеток сексуальность можно было отделить от деторождения, что дало возможность многим женщинам испытывать сексуальность без страха. В конце 1960‑х годов адвокат Альбин Эзер уже говорил в ретроспективе о «сексуальном веке»: «О том, о чем молчали столетия, теперь пишут и говорят откровенно <…>. То, что с незапамятных времен считалось моральным проступком самой серьезной степени, теперь является частью естественного опыта каждого подростка, который хочет, чтобы его считали сексуально здоровым и нормальным»[48].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука