История Германии в ХХ веке. Том II

Когда закончился ХX век? Если оставить в стороне календарь, то этот вопрос поднимает проблему разделения исторического времени на фазы или эпохи. Историческая периодизация – это интерпретация. Они выделяют определенные события и разработки как особенно значимые и формирующие для того или иного исторического этапа, который они анализируют и классифицируют с этой точки зрения. Такая классифицирующая интерпретация, однако, предполагает прежде всего временную дистанцию, благодаря которой только долгосрочные, эффективные, исторически мощные процессы могут быть распознаны и отделены от исторически менее значимых. Но какой датой заканчивается история Германии ХX века? Здесь отсутствует уточняющая временная дистанция, и невозможно оценить, как те или иные взрывоопасные с сегодняшней точки зрения проблемы проявят себя через тридцать или сто лет, или достоверно определить, какие нынешние события вообще можно считать исторически мощными. И все же выбор даты окончания эпохи имеет определенное значение для оценки прошедших десятилетий. Для тех, кто, подобно британскому историку Эрику Хобсбауму, понимает XX век как «одну из самых черных эпох в истории», которая началась в 1914 году Первой мировой войной и закончилась в 1990 году двойным кризисом «с одной стороны, крахом эксперимента под названием социализм, с другой стороны, неудачной попыткой как-то сделать капитализм более гуманным и социальным после Второй мировой войны», – XX век по сути является борьбой двух систем порядка, которые даже в ретроспективе могут быть признаны одинаково пагубными[35]. Фрэнсис Фукуяма также выбрал 1990 год в качестве конечной точки ХX века, хотя в отличие от Хобсбаума он связывает гибель советской системы с установлением либерально-демократического капитализма как победившей и единственно приемлемой системы порядка в эпоху индустриального модерна. 1990 год является самым ясным и с точки зрения историографии, вероятно, наиболее правдоподобным поворотным пунктом. Эта дата связана с распадом советской империи и концом первенства классических индустриальных обществ. Однако не следует упускать из виду, что такой поворотный момент ставит в центр интерпретации антагонистическую ось между Западом и Востоком, но не между Севером и Югом. 1990 год не был решающей датой для истории колониализма и постколониализма.

В последние годы разговоры о конце ХХ и начале XXI века стали часто используемым топосом, который может относиться к совершенно разным срезам и событиям. Поэтому в конце книги рассмотрим предлагавшиеся альтернативы, каждая из которых содержит утверждения об оценке и классификации предшествующих десятилетий.

– После эпохального 1990 года, который – в этом никто не сомневается – был поворотным в мировой истории, обсуждался еще и 1995 год как исторический поворотный пункт, хотя и скорее символического характера. Этот год ознаменовал собой всемирное внедрение интернета, который в то время завоевал Западную Европу и, таким образом, положил начало цифровой эры и конец аналоговой. Хотя в то время такое разделение казалось довольно провокационным или ироничным, последующие два десятилетия показали, что оно может быть не совсем абсурдным. Цифровая революция не только изменила экономическую жизнь больше, чем любая другая инновация со времен высокой индустриализации, она также расширила коммуникационные пространства, сделала расстояния и скорости относительными и, что не менее важно, сформировала жизнь значительной части человечества, как на работе, так и в частной жизни. Но это также принесло новые, ранее неизвестные опасности. Новые средства коммуникации позволяют в считанные секунды перебрасывать огромные финансовые ресурсы из одного фондового рынка (или финансового центра) в другой, тем самым вызывая экономические взрывы в секторах, странах или во всем мире без предупреждения. В то же время любой человек, имеющий мобильный телефон или компьютер, теперь может не только отслеживаться, как это делалось ранее аналогичным образом через прослушивание телефонов. Скорее, стало возможным создавать профили всей их жизни, со всеми их предпочтениями и особенностями, записывать их передвижения, шпионить за их финансовым положением, состоянием здоровья, политическими предпочтениями или потребительским поведением, и все это без количественных и временных ограничений. С новыми возможностями технических инноваций, как часто бывало раньше, открылась дверь для злоупотреблений, будь то со стороны государства или международных компаний, причем в таких формах и в таких масштабах, которые раньше невозможно было даже представить. Как бы ни оценивать последствия цифровой революции, ее историческая классификация – это вопрос о том, действительно ли она имеет масштабы третьей или четвертой промышленной революции и действительно ли начало цифровой эпохи можно рассматривать как вступление в новую эру. Это невозможно сказать наверняка с сегодняшней точки зрения. Но исключать этого нельзя[36].