История Германии в ХХ веке. Том II

Еще более сильное сопротивление, чем компенсация, вызвала в Федеративной Республике Германия реституция имущества, отнятого у жертв нацизма, прежде всего у евреев. Новые владельцы-арийцы, как правило, отрицали, что когда-то незаконно приобрели дом, фирму, предметы обстановки или артефакты. Это приводило к целой волне судебных исков и процессов, часть из которых затягивались на долгие годы. Новые владельцы объединялись в организации и протестовали против «возмутительного, необоснованного обогащения и злостной наживы за счет того, что их заставляют вновь платить уже уплаченную покупную цену». Раздавались и голоса, оправдывавшие «ариизацию» при нацизме: ведь это, утверждали они, была не более чем «компенсация» за «огромные прибыли от недвижимости, полученные еврейскими «спекулянтами» в период инфляции[56]. Поэтому правительство Германии попыталось принять закон о компенсации «жертвам реституции», согласно которому государство должно было возместить бывшим владельцам «ариизированных» предприятий стоимость недвижимости, возвращенной исходным собственникам-евреям. Однако эта инициатива натолкнулась на твердый отказ американского верховного комиссара Макклоя.

В общей сложности сумма реституции составила около 3,5 миллиарда немецких марок. Многие судебные процессы были завершены только через много лет, и нередко ограбленным евреям приходилось годами бороться за возвращение своих домов, земель или предприятий. Тем не менее реституция в целом была успешным подходом к обеспечению справедливости для жертв и одновременно восстановлению привилегии собственности как краеугольного камня капиталистической экономики и демократической правовой системы.

Общая картина западногерманских компенсаций жертвам нацизма неоднозначна. С одной стороны, очевидно, что немцы, по сути, только реагировали на давление американцев, которые их буквально вынуждали принять на себя бремя выплаты компенсаций, назначенных в годы послевоенной оккупации. Без этого давления небольшая группа сторонников заглаживания ущерба в бундестаге не смогла бы провести эти положения через голосование. С другой стороны, через восемь лет после окончания войны, когда федеральный бюджет составлял менее 30 миллиардов дойчмарок в год, западногерманское государство взяло на себя столь масштабные финансовые обязательства, и это, безусловно, было не заурядным событием. Тот факт, что это было связано с политическими и экономическими намерениями, не умаляет значения этого достижения.

ОБЩЕСТВО В 1950‑Х ГОДАХ

Динамика экономического чуда и акцент на долгосрочных и масштабных изменениях в социальной структуре заслоняют исходную ситуацию: в начале 1950‑х годов жизнь в Западной Германии была довольно бедной, и для большинства немецких граждан она оставалась таковой еще долгое время. Хотя в 1950 году уровень жизни примерно достиг уровня 1913, 1928 и 1938 годов, около трети населения и более половины беженцев и изгнанных лиц по-прежнему жили во временных, неадекватных или переполненных жилищах[57]. Около половины занятых западных немцев были рабочими, жизнь которых характеризовалась тяжелым физическим трудом, продолжительностью рабочего дня восемь часов при одном выходном и низкой заработной платой. В первой половине 1950‑х годов среднестатистическая западногерманская семья тратила на предметы первой необходимости, такие как еда, жилье и одежда, две трети своего бюджета, в то время как семьи квалифицированных рабочих – около трех четвертей, а семьи неквалифицированных рабочих – более 80 процентов[58].

Жизнь промышленных рабочих по-прежнему была прочно привязана к пролетарской среде и оторвана от общества в целом. Хотя влияние социалистического и католического рабочего движения в послевоенные годы уже не было столь широким, как в десятилетия до их уничтожения нацистами, социальные контакты и тем более браки рабочих по-прежнему в большинстве случаев ограничивались своей, пролетарской средой. Мышление в терминах классовой борьбы сохранилось теперь лишь за небольшой частью рабочей силы, но представление о резком социальном разрыве между верхами и низами общества по-прежнему оставалось доминирующим. Вырваться из пролетарской среды и подняться в более высокий социальный слой все еще казалось практически невозможным. В 1951 году 80 процентов детей посещали только начальную школу. Гимназия, как и прежде, была царством буржуазии, и лишь около 3 процентов выпускников гимназий, получивших аттестат зрелости и право на поступление в высшие учебные заведения, составляли выходцы из рабочего класса.