Уже летом 1950 года в СЕПГ началась очередная кампания внутрипартийной чистки, направленная против реальных и мнимых оппозиционных течений, аналогичная той, что проводилась в других странах Восточного блока. Главными противниками после разногласий между Советским Союзом и Югославией во всех странах советской сферы влияния стали «титовцы», но все чаще и партийные функционеры еврейского происхождения, так называемые «космополиты», которые в сталинском воображении боролись против советской власти как агенты сионизма мирового масштаба. Были подготовлены показательные судебные процессы в СССР, а также в Чехословакии, Болгарии, Венгрии и Польше – и в ГДР, где в центре нападок оказался еврейский коммунист Пауль Меркер, вернувшийся из изгнания. Он требовал возврата имущества, награбленного нацистами у еврейских владельцев, что противоречило главной цели – экспроприации частной собственности на средства производства. Эта кампания против Меркера и других была окрашена явными антиеврейскими обертонами, как это было в СССР и Чехословакии, где «заговорщики» из окружения еврейского коммуниста Сланского были отданы под суд. К осени 1951 года из СЕПГ было исключено 175 тысяч членов[8]
.Вскоре эти непрекращающиеся подозрения и разоблачения вражеских агентов выказали явные признаки потери реальности и паранойи. Впрочем, сходно обстояло дело и в Америке, которую потрясли сенатские комитеты Маккарти против коммунистической деятельности; преследование коммунистов в ФРГ также приобрело в это время совершенно истерические черты. Очевидно, что в коммунистических системах тут сказывались не только особенности холодной войны, особенно во времена корейского кризиса, но и определенные структурные причины. Если что-то не получалось, если запланированные цели не достигались, если росло сопротивление, это объяснялось не неверной линией партии, по определению непогрешимой, а ошибками отдельных людей или кознями внутренних и внешних врагов. В этом отношении непрекращающийся поиск врагов и шпионов, как в СССР, так теперь и в ГДР, снова и снова подтверждал принципиальную правоту линии партии и необходимость устранения врагов, виновных во все еще имеющихся недостатках. Поэтому «ошибки» и «враги» были важнейшими легитимирующими фигурами для объяснения неудач и провалов.
Третий решающий шаг в становлении социализма – изменение сознания людей путем просвещения, культурного воспитания и борьбы с вредными влияниями извне – изначально был связан в первую очередь с образовательной политикой. Необходимо было воспитать новую, социалистическую интеллигенцию, которая бы вышла уже в основном из рабочего класса и крестьянства. Этой цели служили, например, «рабоче-крестьянские факультеты», студенты которых получали высшее образование на ускоренных курсах, а после учебы должны были занять руководящие должности, освободившиеся в результате денацификации, репрессий или бегства старой элиты. Детям буржуазии ставились дополнительные препоны, и уже в 1954 году дети рабочих и крестьян составляли 53 процента учащихся. В то же время преподавание профильных предметов и политическая подготовка ставились на один уровень, поскольку политическое перевоспитание и, в частности, идеологическая ориентация молодого поколения стали основой и центром всех усилий образовательной политики. Новые учебные программы ориентировали образование на научный социализм, школьные учителя должны были пропагандировать на уроках «ведущую роль партии», а основы марксизма-ленинизма стали обязательными в университетах[9]
.Культурная политика также была полностью подчинена этой цели: антифашизм являлся обязательным ориентиром при работе с демократическим культурным наследием. Помимо реакционной и фашистской культуры, главным врагом все чаще становилась американская «упадническая культура», к которой относились джаз, жевательная резинка и поп-музыка, а также абстрактная живопись и «формализм», под который подверстывались любые стилистические эксперименты. Летом 1950 года СЕПГ определила прогрессивную культурную политику как борьбу «против антинародных теорий космополитизма, буржуазного объективизма и американского культурного варварства». Этим вариантам устаревших культурных традиций противостоял социалистический реализм, который полностью отказался от формальных экспериментов и абстракций и должен был отображать реальность социалистического строительства[10]
. Бросаются в глаза параллели между неприятием СЕПГ абстрактного искусства и американской повседневной и молодежной культуры и очень похожей критикой американизации и уплощения германской национальной культуры, которую в то же время практиковали консерваторы в Западной Германии. В обоих случаях гнев был направлен против тенденций плюрализации и индивидуализации, культурного экспериментирования и коммерциализации – в конечном итоге против культурной эпохи модерна, которой здесь и там противостояли понятия долга, субординации и воспитания.