История Гончей (СИ)

И мне приснилась мать. Впервые после того, как её похоронили. Она стояла на мосту через Урал, смотрела в воду и молчала. Не обращалась ко мне, ничего не говорила, вообще не смотрела в мою сторону . А я не могла подойти к ней, хотя очень хотела. Но передо мной, у начала моста, словно бы образовалась стеклянная стена. А мать перешагнула через перила, словно по невидимым ступеням спустилась на поверхность воды и двинулась прочь от меня. И с каждым шагом фигура её таяла, пока совсем не исчезла.

Надо ли говорить, что хорошего настроения мне сон не добавил?

В пятницу в клинике сказали, что раны заживают хорошо, швы чистые, и если всё так и дальше пойдёт, к концу следующей недели их можно будет снять. Чудик вёл себя на удивление спокойно, зато дома оторвался: опрокинул ведро и разбросал мусор по всей кухне. Что искал, сам не понял – ничего хотя бы условно съедобного там не было - но удовольствие получил. И веником по мохнатой заднице – тоже. В субботу на поминках отличилась уже я, едва не устроив скандал. За столом рядом со мной сидела примечательная компания: две тётки с невыразительными, смазанными лицами и мужик с таким слащавым выражением на круглой физиономии, что хотелось пожевать чего-нибудь солёного, кислого или горького. Этакая семейка крыс. Нет, пожалуй, крысы обидятся на такое сравнение. Не крысы. Глисты. Упитанный главглист и две его подружки и помощницы. Но раздражали они не внешностью, а тем, что Главглист говорил без умолку и только о себе. О том, как они, глисты, спасли Леночку (мать Андрея) от безбожного существования и научили любить Бога (с заглавной буквы и с придыханием), как навещали бедняжку в доме скорби и помогали пройти суждённое испытание – и ни слова о том, что же за человек была Леночка, и почему помянуть её пришло так много народу…

- Если уж ты на поминках, - не выдержала я, - стоит, наверное, говорить о том, кого поминают. А не о том, кто и что для него сделал.

- Бог с тобой, деточка, кто же спорит, - Главглист пожевал пухлыми губками и продолжил самовосхваляющую речь.

Дождавшись очередного «Ну, царствие небесное», я допила оставшуюся в моём стакане водку и собралась исчезнуть. Подошла к Анлрею попрощаться.

- Это что за образины? – спросила, кивнув на Глистов. Его аж перекосило.

- Истинно православные христиане, - сказал, как выплюнул, - мать с ними связалась сразу после смерти отца, она тогда совсем никакая была. Уж не знаю, как они на неё вышли, но в её болезни их вина тоже есть.

- Ясненько.

Я одинаково безразлично отношусь к любой религии. И вообще к любому образу мыслей человека до тех пор, пока он не начинает убеждать меня, что его образ мыслей лучше моего. Но истинно православные, они же катакомбная церковь – конкретная такая гадость…

Короче, ушла я с поминок в состоянии раздражения и беспричинного, непонятного страха вместо умиротворённой печали. И с пониманием, что сама с этим делом не разберусь, надо у кого-то спросить совета. К Северцеву идти рано: к нему нужно приходить с анализом ситуации и выводами, а у меня пока что безобразный сумбур в мыслях. Курбан? Он последний, кого я стану впутывать в такие дела. Евгеша? А пожалуй, можно поговорить. Но сначала стоит спросить судьбу. И придя домой, я разложила Таро.

Выпавшая тройка Мечей окончательно всё запутала. Она была ни к селу, ни к городу, совершенно не вязалась с остальными картами расклада и что обозначала – чёрт её знает. Обычно это сулит серьёзные неприятности. Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения.

Остаток субботы я провела в делах обыденных. Сходила на базар и натаскала припасов, прибралась, перегладила всякое барахло, выстиранное ещё четыре дня назад, про которое я совершенно забыла со всеми этими тайнами. Вечером заехал Павел и привёз две трёхлитровые банки квашеной капусты. Что было здорово, поскольку Ольгина капуста – это нечто.

А в понедельник, разобравшись с клиентами, мы с Евгешей пили кофе и разговаривали. Она слушала меня молча и лишь когда я закончила свой бессвязный рассказ, спросила:

- Что ты чувствуешь в присутствии этого молодого человека? Не к нему, а именно в его присутствии?

Я задумалась.

- Чувствую, что нравлюсь ему – чисто по-человечески нравлюсь, как женщина. Чувствую какой-то ещё интерес ко мне. Голодный интерес, охотничий и не имеющий никакой сексуальной окраски. Но то ли он сам этого не понимает, то ли интерес очень глубоко спрятан. И от этого – страх.

- А как твой фамильяр относится к нему?

- Бросается. Когда Андрей приходит, кота приходится в ванной запирать, иначе так и будет завывать и стараться выцарапать ему глаза.

- Вот как, - Евгеша взяла своё Эльфийское Таро и принялась неспешно тасовать колоду.

- Тяни!

Я вытянула три карты и положила их на стол рубашками вверх. Евгеша по одной перевернула их. Рок. Пронзённый Копьём. Храм.

- Тебе предстоит испытание, Ксения, - тихо сказала магиня, - испытание и жертва, которых нельзя избежать. Ты потеряешь нечто дорогое тебе. Но то, что обретёшь, пройдя испытание – стократ дороже. Стоит ли свеч эта игра – решать тебе.