История города К.

Познавший суть теории Маркса, тот был уверен, что от общего кризиса капитализму никуда не деться. А коли так, торопиться не надо. И суть политики обкома не изменилась, разве что была слегка подкорректирована форма. Меньше стало митингов и пикетов, больше дискуссий и совещаний. В депутатском собрании Чудакову милостиво дозволялось задать по одному вопросу за сессию, и нового первого секретаря даже стали приглашать на приемы к Нудееву. Из губернаторских покоев доктор наук выходил, сдвинув брови, и на подковырочки журналистов невозмутимо отвечал, что, дескать, мы с Елисеем Васильевичем обсудили тут широкий круг вопросов. Его предшественник Пришельцев с Охотного ряда, кстати, так и не съехал. На партийной конференции его провозгласили почетным первым секретарем, и он продолжил тихо заседать в комиссии по здоровому образу жизни.

Короче, классовых битв пока не предвиделось. Олигархи были укрощены, бюрократия выстроена по ранжиру, село не меняло привычной позы, а силовики приняли живое участие в наведении нового порядка. Оставалось, кажется, ждать бурного роста инвестиций и принимать победные рапорта. Увы, в вихре перемен на верхних этажах руки варяжского воинства как-то не дотянулись до того, что лежало совсем близко. Вне сферы интересов сплоченной команды Нудеева остался сам город Крыжовинск. А в нем за считанные месяцы, пока вершились преобразования, и губерния меняла свой облик, случилось кое-что интересное.

Честный мэр Борис Минаевич Дрынников покинул партию выхухоли не в силу каприза. Он совершенно серьёзно замахнулся на второй срок, но теперь не полагался на случай или простое везение. Все городские чиновники побожились ему в верности, и многолетний оппозиционер сам стал вождем партии власти. По крайней мере, так ему представлялось. Вышколенные дворники получили яркие плакаты для расклейки, а кроме того, под стяги Бориса Минаевича после временной размолвки воротился неуемный Волдырёв. Муниципальный советник обещал новых спонсоров и крутых московских пиарщиков. Положившись на обещания, Дрынников не стал менять привычный уклад жизни и распорядок дня. Разве что в список мероприятий, наряду с массажем и педикюром, добавил катание на лошадках.

Партия медведя, однако, на Бориса Минаевича ставить не спешила. Романтические воспоминания о её первых днях не волновали современное поколение функционеров. Как сказал кто-то про мэра, «мало ли что он там и где основал». И после короткой, но жёсткой подковёрной схватки главным конкурентом Дрынникова был объявлен спикер городского Совета по фамилии Ухов. Как сообщила горожанам его первая листовка с нарисованной медвежьей тушей вверху, человек дозрел.

Во власть юного Колю Ухова призвал тогда ещё довольно молодой Цап-Царапин. Призвал, конечно, оттуда, откуда вырос сам – из рядов комсомола. Коля тоже слыл любимцем женщин, и действительно был чернобров и статен. Когда старшие товарищи уставали, Николай легко подхватывал и песни, и тосты. Не пропускал ни больших, ни малых хуралов. Брался за любые поручения – как выражались в его родном районе, не отказывался и на шухере постоять. Старшим товарищам всегда нужны были такие ребята. По мере того, как рос Цап-Царапин, рос и Николай. С годами по устоявшейся привычке его продолжали звать запросто – Колей. Из круга посвященных эта манера просочилась на публику. И даже в роли спикера иначе, чем Колей Уховым, его, одного из отцов города, никто уже не называл.

Нагуляв аппаратный вес, Коля обрел и собственную социальную базу. То была тесная компания его одногодков, депутатов-предпринимателей. Друг друга они звали тоже запросто – Сеней, Лёвой, Сёмой. В ранний бизнес молодые люди попали разными путями: кто тоже из комсомола, кто с производства, забросив куда подальше опостылевшие железки, а кто даже из армии, как уже упомянутый Сеня, самый доверенный Колин сподвижник. Последний на заре перестройки лишился погон за то, что развернул бойкую торговлю дефицитом прямо в закрытом ракетно-космическом гарнизоне. Найдясь в бурном море дикого рынка, они образовали движение «Любимый город». Согласно их девизу, любимый город мог спать спокойно.

Движение было, разумеется, абсолютно общественным. На общественных началах собирались работники отдельных торговых предприятий и оптовых баз. На общественных же началах красили заборчики и ставили лавочки. На общественных началах, то есть даром, сгребали прошлогоднюю листву. Их тоже бесплатно снимали телевизионщики, и бесплатно же писали про них газеты. Любвеобильное движение росло и ширилось, и с его буклетов любвеобильно улыбался вечно молодой спикер. И во всех районах давно и основательно трудились целые штабы «Любимого города» – как вы правильно догадались, ни копейки за это не получая.